Солнце обставляет нас, но почти не греет. Мы пробовали растопить печку, чтобы подогреть суп. Но на одних ветках такую махину не раскочегарить. И делать абсолютно нечего. Без средств к существованию мы хандрим даже в большом доме. Дня через три Саша не выдержал. Нечаянно опрокинул на свои брюки благотворительную похлебку, выругался и тут же засобирался в город. Заняться делом, как он сказал, и хоть немного заработать. Надо признаться, мы соскучились по деньгам. Веня вызвался принести из леса валежник для растопки. Дрова нам пока не светят. Их можно пилить, начиная лишь с 50-го индекса. У нас — 46-й. А что делать мне?
— Тогда я пойду в гости.
— Кто возьмет ключ?
— Я, — Веня. — Надеюсь, что вернусь раньше вас.
Первыми, до кого я дошла, были Ася и Вика. Пока я их не воспринимаю по отдельности. Они обе дома, и обе заняты неизвестно чем. Точнее, я не вижу чем из-за большой картонной коробки, перевернутой вверх дном, которая стоит посередине участка. Своими размерами она как раз покрывает квадратный метр. Трудно сказать, что в ней находилось раньше. Может, огромный телевизор? Из коробки доносятся голоса и шуршание. На мой зов сначала осторожно приподнимается один край, появляются ноги, а потом, сбросив коробку, девушки открываются целиком.
— Хорошо мы придумали? — спрашивает Вика.
— Да не очень, — качаю головой в ответ. Жить в коробке для меня дикость. — Картон ведь совсем не греет. К тому же он расползется при первом же снегопаде. Как вы тогда будете жить?
— У нас еще есть сухая трава, — они показывают содержимое своего дома.
— Не густо. Сколько вы заплатили за эту упаковку?
— Рубль, — неуверенно говорит Ася.
— Целый рубль?! За использованную картонку, в которой ничего нет?
— У нас есть еще один, — опять неуверенно говорит Ася. — Но мы не решили, на что его потратить. Вика говорит — на хлеб, а я думаю — на пальто.
— Тут и думать нечего. На пальто, конечно, не хватит. Купите по какой-нибудь кофте на каждую. Если пройтись по всему базару, можно найти подешевле, — бросаю я на ходу и уже спешу по следующему адресу.
У сварливой троицы непривычно тихо. Оказывается, дома один Михаил.
— Девчонки шьют, — объясняет он мне, параллельно затыкая щели между досками, разместившись прямо на крыше. Как она под ним не провалится?
— Саша тоже ушел сегодня на заработки, — сообщаю я.
— А вам-то чего не хватает? Домище вон какой отгрохали! — не оборачиваясь, Миша пытается запихнуть толстый пучок травы в узкую щель. Пучок рассыпается, и травинки по одной проваливаются внутрь. — Зараза!
Ему не понять, чего не хватает. Иду дальше. Туда, где хозяйничает Петр. Павел на общественных раскопках.
— Извини, нужно срочно закончить плинтусы.
Петя тоже не очень-то обходителен. Даже не вышел из дома. Я заглядываю внутрь. Он сидит на корточках и роет руками землю, утрамбовывая ее вдоль стен. Это и есть плинтусы.
— Какое сегодня число? — не отрываясь, спрашивает он.
— Одиннадцатое октября.
— Значит, до зимы… — он остановился на минуту, — осталось сорок девять дней.
— Пятьдесят. В октябре тридцать один день. Но это в том случае, если она не наступит раньше.
Я разворачиваюсь. Здесь все при деле: кто усиленно зарабатывает, кто так же усиленно утепляется. Я никому не нужна. Только мешаю.
— Я забыл спросить, какое сегодня число! — кричит Михаил, когда я на обратном пути снова прохожу мимо его хибары. Похоже, они держат меня за ходячий календарь.
— Одиннадцатое октября. До зимы пятьдесят дней.
— Спасибо!
А дома уже кое-что изменилось. Веня принес две жердины, распилил их, и нам наконец-то удалось растопить печку. У Саши улов не хуже — один рубль.
На следующий день они работали оба и возвратились с тремя рублями в кармане. Я не спрашиваю, что мы будем делать с деньгами, — все спланировано еще месяц назад. Чуть свет мы отправились с тележкой на базар. Накупили крепких сосновых досок разной длины и толщины и по возвращении принялись мастерить мебель. Работа по обустройству дома всегда улучшала настроение. Пока мы собирали кровать, смеялись и шутили, не останавливаясь. Веня насвистывал свою мелодию, чтобы было еще веселее. И кровать получилась высший класс: трехспальная, прочная, на массивных ножках и с невысоким изголовьем вместо подушки.