В этом году разгар весны пришелся на середину мая. Мы высадили все семена. Вишню и крыжовник приютили возле северной границы, впритык к забору, который пришлось отодвинуть в связи с последними расширениями. С утра я езжу за водой, несколько раз, пока весь огород не напьется. Потом надеваю выходное платье и спешу на работу. Ребята уходят задолго до меня, но в город мы прибываем почти одновременно. Там мою сумку доверху набивают корреспонденцией.
Поначалу мне страшно хотелось прочесть хотя бы одно из писем, что я доставляла. Думала, имею такое право. Но всякий раз отдергивала руку и быстро кидала письмо в почтовый ящик. О чем пишут люди? Естественно, о домах — в этом я не сомневалась. Почтовые ящики — это ведь своего рода филиалы домов, созданные для хранения чувств и чаяний хозяев. На фоне совершенно одинаковых газет и журналов письма различаются между собой даже внешне, не говоря уже о содержании. Каждое связывает как минимум два разных дома, двух людей — получателя и отправителя. И эти связи покоятся у меня в сумке. Я могу в любой момент прервать их, выбросить на ветер, растоптать. Само собой, меня бы тут же уволили, но и великое переселение человеческих эмоций на какое-то время остановилось бы.
Невозможно носить с собой весь день такую ношу, и так тянет заглянуть в какое-нибудь письмо и прочесть его тайны. Но вместо этого читаю на заборе: «Гражданин почтальон, пожалуйста, позвоните два раза, если положите в ящик письмо, и один раз, если газету». Рядом звонок. По этому адресу у меня два письма и газета. Сколько же раз звонить? Нажимаю два — там разберутся. Если нельзя прочесть мысли, то хоть поглазею на дома, куда они доходят и где, возможно, рождаются.
Читаю адрес на очередном письме и машинально отправляю его к большим номерам, за восемьсот. Неожиданно что-то останавливает. Достаю и читаю снова. Дом номер 854. Это же наш дом! В графе «Кому» стоит мое имя, а напротив пометки «От кого» — Сашино. Ну теперь я имею полное право вскрыть конверт. На вырванном из какого-то журнала листке размашистым Сашиным почерком поверх прихода и расхода песка начертано: «У меня все нормально. Дома буду, как всегда, поздно. Саша». И приписка: «Скоро купим машину».
Опустошив сумку, я против обыкновения возвращаюсь не домой, а в город. Захожу на почту. Управляющий удивленно таращится на меня.
— За деньгами рановато.
— Знаю. Я только хотела спросить, продаются ли у вас бумага и ручка.
— Этого добра сколько угодно. Выбирайте, — и он выложил передо мной несколько стопок бумаги, линованной и чистой, и кучу ручек.
Я выбрала шариковый стержень и пару нелинованных листов и, уже выходя на площадь, столкнулась с Веней. Он тоже закончил работу и собирался идти домой.
— А я письмо получила, — перебила я его приветствие.
— От кого? — Веня отчего-то забеспокоился. — От Саши, — я показала ему конверт.
— Если бы я сидел при журналах, то каждый день писал бы тебе письма.
— Что, письмо получила? — вот и Саша.
Я многозначительно улыбаюсь.
— Ну и что ты при этом испытала?
— Скоро узнаешь.
Саша понял и согласно кивнул. Я уже оседлала самокат, чтобы ехать домой, как вдруг услышала сзади:
— Это и есть ваша машина?
Мы оглянулись. Со стороны базара к нам приближалась Марина. Вся в желтом. Ярко-желтое платье создавало впечатление выкатывающегося из ворот солнца. Мужчины тоже смотрели не отрываясь.
— Это мой временный транспорт. Рабочий, — я похлопала по сумке с почтовой бляшкой на боку. — Кстати, какой у тебя номер дома?
— Шестьсот семьдесят седьмой. А что, мне письмо?
— Пока нет.
— А вам кто-нибудь пишет? — спросил Веня и смутился. — Ой, простите, Вениамин, — он подал даме руку.
— Меня зовут Марина, — она нехотя пожала, — и мне никто не пишет.
— А в гости заходят?
— Редко.
— Хотите, мы к вам будем приходить?
— Нам некогда, — сурово ответил за всех Александр.
— Тогда я один буду приходить. Хотите.
— Хочу, — Марина слегка растянула губы, на улыбку это все равно было не похоже.
Мы с Сашей недоуменно переглянулись, что случилось с нашим Венечкой? Он всегда таким аккуратным в общении. И женщин особенно не жаловал. Асю с Викой до сих пор сторонится. А тут вдруг «Буду один приходить»! Он молчит всю дорогу. Да и потом мало разговаривает. Рассеянно отвечает на вопросы, не выказывает заинтересованности в домашних делах и даже свое любимое «Что будем готовить на ужин?» перестал спрашивать. И готовить перестал. Мы боялись, он обдумывает что-то втайне от нас, и, как оказалось, были недалеки от истины. Однажды, после очередной получки, Веня разыскал меня в городе и прижал к стенке.