— Сама придумала?
— Да, — соврала я.
— Здорово! Придумай еще что-нибудь.
Но придумывать уже было некогда. Навалился урожай, с которым нужно было срочно что-то делать. Каждый день по радио сообщали о надвигающихся заморозках. Приходилось тратиться, покупать банки и мариновать. Запасы уже не умещались в яме, и мы расчистили квадратный метр за домом, привезли с базара досок и сколотили сарайчик. Там разместились банки с маринадами и тележка с инструментами. Заодно смастерили небольшую лестницу. Лазать на чердак. Все это, безусловно, оттягивало главное приобретение, но ненадолго, потому что необходимая сумма была уже почти собрана.
День рождения дома — ДР, как назвал его Веня, — прошел скромно. Запасов на зиму не касались, ограничились двумя выпаренными репами с рисовой кашей и последним огурцом. Да и рассиживаться было некогда — мы ждали смотрителей, которых пригласили отмерить новые участки, накануне оплаченные. Пять квадратных метров за туалетом с выходом на дорогу переходили в наше распоряжение. Мы выложили двадцать пять рублей и кроме площадки приобрели 144-й коэффициент, учитывавший все последние покупки, постройки и урожаи. Но это были мелочи по сравнению с грядущей покупкой — самой главной и самой дорогой…
Мы купили ее! Все сомнения позади. Она наша! Двухместная, с потерянным верхом и потрепанными боками, ржавого цвета, с плохо закрывающимися дверцами и западающими педалями, но все-таки машина. Судя по стоимости — двести рублей (включая брезент и канистру с бензином) — и тому, как взлетел наш индекс до 000165, это самый что ни на есть реальный автомобиль. Гудит, рулит и ездит. Мы втроем вписываемся на два сиденья: Саша у руля, я посередине, Веня придерживает дверь. Выезжаем из базарных ворот, дудя всем подряд. Маневренность оставляет желать лучшего и мастерство вождения тоже, но мы выбираемся на дорогу, и Саша жмет на газ.
Максимум, что выдает наша машина, — двадцать километров в час, но даже это в несколько раз быстрее, чем пешком. Тем более я сижу и ничего не делаю, а мы едем. Жизнь на колесах. Своего рода «перевозной дом». С него открывается совсем другой вид на знакомые вещи — изгибы дороги, пустырь и дома, которые я сотни раз проходила пешком или огибала на самокате. Теперь мы вровень с ними, в потоке других машин. Наконец-то влились.
— Не прижимайся к обочине! — советует Веня. Ему сбоку виднее, где у дороги край. — А то переедешь кому-нибудь ноги.
Веня прав. Даже на небольшой скорости трудно уследить, что делается внизу на дороге. Видишь лишь перспективу. Однако не успела я как следует разглядеть ее, как мы доехали до развилки. А потом еще быстрее до наблюдательной сторожки. Прокатились с ветерком мимо оплота местного правопорядка.
— Пора понижать им индекс, — повеселился Веня. — Машины-то у них нет.
Мы подъехали к дому и встали напротив пустой площадки. Саша соображал, как удобнее въехать — задом или передом.
— Может, еще покатаемся немного? — я не хочу вылезать. Веня тоже.
— Уже темно и поздно, — Саша пытался развернуть машину задом.
— Ерунда, завтра же воскресенье! Проедем до развилки, а потом вместе затолкаем на стоянку.
Саша не особо сопротивлялся, и мы снова поехали. Уже почти стемнело, и машин на дороге заметно поубавилось. Было тихо, лишь сухо шуршали колеса да пофыркивал мотор. Фары у нас не работали, вернее, они попросту отсутствовали, и впереди в темноте мало что проявлялось. Саша чуть сбавил скорость.
— Еще медленнее, — советовал Веня.
— Куда уж медленнее! Если я еще сбавлю, это будет не машина, а самокат.
Мы опять у развилки. Небо опустило перед нами темно-синий занавес, и мне стало неинтересно. Захотелось домой, подальше от сырого, холодного ветра, который уже продул насквозь. Ребята солидарны со мной, и Саша, лихо развернувшись на пересечении дорог, двинул обратно к дому.
— А-а-а-а! — завизжали шины, и мы подпрыгнули.
Саша резко затормозил. Даже во тьме видно, как побелело его лицо.
— Колесо спустило, — осторожно предположил Веня.
— Если бы спустило, мы накренились бы, а не подпрыгнули. Мы на что-то наехали.
— Или на кого-то. По-моему, кричал человек.
— Неужели мы кого-то задавили? Как могли не заметить?
— Очень просто. Мне вообще ничего не видно!
Медленно вылезаем и мелкими шагами движемся к тому месту, откуда исходил крик… На земле лежит человек. Абсолютно голый. Его туловище покоится на метровом участке, а ноги вытянуты поперек дороги и как-то неестественно развернуты вбок. Под ними черная, как ночь, лужа. Я прижимаюсь локтем к Вениной руке и чувствую, что он тоже дрожит. Что мы наделали?! Саша неуклюже склоняется над потерпевшим.