— Совсем очумела! Умываться нашим супом вздумала!
— Прямо у нас на глазах! Ни стыда, ни совести!
— Ишь, вырядилась! Дома небось жратвы по углам припрятано, и сюда подъедаться ходит.
— Да она над нами издевается!
Пока я слушала отзывчивых очередников и слизывала остатки со щек и подбородка, меня выпихнули из толпы и оттеснили к базарному забору. Я была уже совершенно без сил. Рухнула, где стояла, прижалась к сырым оплеванным доскам и задремала. Мельком я видела сон. Будто иду по дороге, той самой, на которой находится мой дом, а справа и слева от меня высятся другие дома. Именно высятся — они красивые, новые, прочные, все окружены садами и заборами, и ворота гостеприимно распахнуты. Меня приглашают выбирать. И я выбираю, но никак не могу остановиться на каком-нибудь одном. Нравятся все подряд. Подхожу к высокому, в три этажа, с ротондой и летним флигелем.
— Сколько? — спрашиваю человека, любезно открывающего передо мной калитку в тенистый туевый сад.
— Недорого, — улыбается он. — Всего шестьдесят копеек.
— Но у меня нет таких денег, — предупреждаю я. — Вот, только пятьдесят.
Я разжимаю кулак, показывая ему наличность, и снова сжимаю.
— Нет-нет, пятьдесят никак нельзя, — как можно доверительнее сообщает он. — Шестьдесят, и ни копейкой меньше.
— Ах так!
Я размахиваюсь и запускаю этот самый кулак с деньгами прямо ему в ухо. Он наклоняется, но, вместо того чтобы упасть, отвешивает мне зеркальный удар по левому уху. Я не ожидала. Я падаю и ударяюсь спиной о забор.
— А вроде прилично одетая, — повторяет его слова один из двух мужчин в униформе, склонившихся надо мной.
— У вас есть дом? — спрашивает другой, видя, что я открыла глаза.
— Да, — слабо отзываюсь я.
— Тогда идите немедленно домой! Здесь вам не место.
Я прохожусь взглядом мимо городского забора, под которым забылась неизвестно сколько времени назад. В сумерках ясно различимы люди, много людей. Одни, в той же форме, что и мои опекуны, освещают фонариками лежащих на земле. Те, другие, совершенно голые, одетые лишь в слои спрессованной грязи, неохотно поднимаются и идут вслед за первыми. Но некоторые не могут самостоятельно подняться. Их особенно тщательно обшаривают фонарями. Боже, у них нет ног! «Машины», — мелькает у меня в голове.
— Они продали свои дома, — поясняют те, что высвечивают меня. — И теперь приходят сюда ночевать. Каждый раз новые. Это их единственное укрытие — стены, так сказать.
— Что же вы с ними делаете?
— Отлавливаем и отправляем.
— Куда?
— Обратно, разумеется. Ну все, хватит. Подымайтесь и уходите. И больше не попадайтесь нам на глаза.
Я встала. Они отошли. Я принялась тормошить других ночлежников. Мне еще повезло, что спросили про дом. Могли сразу увезти, хотя я была единственная одетая из всех. Но никто бы не спохватился.
— Весна же! Ведь весна! — подал голос кто-то из-под забора. — Оставьте хоть до зимы! Ну или до осени, так и быть. Мы никому не мешаем.
— Оставьте! — заголосили с другого конца. — Не отнимайте у нас лета! Мы его долго ждали.
— Я не продавал свой дом, — снова включился первый. — Ей-богу, не продавал. У меня его и не было никогда.
Несмотря на жалобы этих людей, они вызывали во мне стойкое отвращение. Были похожи на похлебку, застывшую на моих волосах, или комки грязи, успевшие прилипнуть к новому платью. Мне захотелось покинуть этот город беспризорных и голых, покинуть навсегда.
Шла с закрытыми глазами, кутаясь в изношенную тряпку, как и вчера, только теперь одетая и сильно уставшая. Как быстро меняется здесь состояние! Спотыкалась на каждом шагу. У развилки сказала себе: «Больше не могу. Если сейчас не лягу — умру». Нашла недалеко от обочины неглубокую ложбинку, прикрытую с дороги реденькими кустиками, и пристроилась в ней. Свернулась калачиком — не привыкать, и тут же прерванный сон вновь захватил меня и не отпускал до самого утра.
Домов мне больше не предлагали, однако проснулась я в чрезвычайно бодром расположении духа. Хотя руки и ноги по-прежнему тяжелы, словно налиты свинцом, и откровенно побаливают. Но думаю, что ноют они от обиды, что не досталось на их долю платья. Ну ничего, скоро и им куплю немного одежды. А прежде нужно сделать какой-нибудь подарок и дому. Подвязываю волосы косынкой, выбираюсь на дорогу и иду, но не к себе, а совсем в другую сторону. К лесу. Дом ждет обновок.