Ване стало радостно оттого, что дом с Фомой и бабушкой столько всего увидят. Он даже улыбнулся, как вдруг в голову ему пришла неожиданная и тревожная мысль.
— А вдруг, никто из них не знает, что дом хотят разрушить? Что если однажды утром нежданно-негаданно приедут люди с ломами и топорами, отправят бабушку в приют и тут же сломают дом? Никто и глазом моргнуть не успеет, а его уж по брёвнышку разнесут.
Ваню прошиб холодный пот.
— Нельзя этого допустить. Были бы живы маменька и папенька, они бы поехали туда и всё уладили. Они бы никогда такого не позволили, — подумал мальчик.
Наутро он спросил у Никифоровны:
— А бабушка знает, что её дом ломать хотят?
— Нет, — простодушно ответила та. — Зачем ей, болезной, говорить? Тревожить только. Её посадят в дрожки и отвезут потихоньку в богаделенку, а уж там она быстро про свой домик позабудет. Там хорошо, в богаделенке то. Забудет, — она вздохнула. — Ведь ей тоже горе какое. Десять лет последних, как дедушка твой помер, на чердаке просидела в окно глядючи. Разумом потревоженная. Ни сна ей, сказывают, ни отдыха нет. Эх, старость… — она снова вздохнула и задумалась.
— Ничего она не потревоженная! — вступился за бабушку Ваня. — А то, что целыми днями у окна сидит, значит, ей так хочется.
— Ох, ты не серчай на меня, милок, — встревожилась старушка. — Не со зла я, люди так говорят. Они, люди-то, мало ли что наболтают… Ты уж, прости меня старую. Сама не знаю, что плету.
Ваня сжал под одеялом кулачки, сглотнул шершавый комок. Плакать сейчас было нельзя.
— Никифоровна, принеси мне с нашей квартиры мой компас, книгу большую кожаную и коробку зелёную, жестяную из-под чая.
— Да они здесь уже, все вещи твои! — Никифоровна обрадовалась, что мальчик не сердится на её неосторожные слова. — Вчера и привезли. Они в чулане лежат. Сейчас всё доставлю.
Никифоровна принесла ему то, что он просил, а кроме того ещё и одежду, на случай, если мальчик захочет встать.
— Надо вставать, милок, доктор велел, а то ножки ослабнут, болеть будут, — уговаривала сиделка.
Мальчик промолчал, а ночью, когда все уснули и напольные часы пробили двенадцать раз, он тихо встал, положил в свой ранец, с каким ходил в гимназию, компас, атлас, складной ножик, жестяную коробку, в которой хранились накопленные два рубля с мелочью, оделся потеплее и тихо покинул дом Иогана Карловича — своего дальнего родственника, похожего на увядшее неприхотливое растение.
Поначалу Ваня шёл медленно, ноги слушались с трудом, но вскоре кровь его разогрелась, побежала быстрее и идти стало намного легче.
Он двигался на юго-запад, туда, где жила бабушка, где медленно несла свои воды Ягодная Ряса и спал на дне узкоглазый скуластый водяной, где, сверкая глазами, смотрел на звёзды садовый Голявка, где наливались на ветках яблоки, и над всем этим плыли в небе звёзды, такие огромные и яркие, что глядя на них, в лесах начинали радостно голосить молодые волчата.
Ваня шёл, прячась в тени домов и заборов, чутко вслушиваясь в пустынные ночные улицы. Чужие злобные собаки лаяли на него из-за калиток и он вздрагивал, словно птенец под северным ветром. Шаги запоздалых пешеходов заставляли его нырять в переулки и подворотни, не дыша затаиваться там, и снова возвращаться на тёмные улицы, ведущие на юго-запад. Коты на бесшумных лапах провожали его глазами и тихо мурлыкали вслед. Весёлые бесстрашные звёзды светили ему и Ваня шёл, не боясь сбиться с дороги.
Где-то на окраине Москвы у раннего булочника путешественник купил хлеба с баранками и покинул просыпающийся город.
Он спускался с холма и перед ним открывались неоглядные просторы, в которые он нырнул, как в родное Уртово озеро. Зашёл в перелесок, отыскал ручеёк, попил воды, поел хлеба и уснул под кустом барбариса. Любопытная белка спустилась с ветки посмотреть на мальчика, покрутила пушистым хвостом и проворно взлетела по стволу берёзы. Ушастый заяц пробегал мимо, остановился, сел на задние лапы, прислушался к тихому Ваниному посапыванию и побежал дальше. Качали ветками деревья, чуть слышно шелестели травы, солнечный свет лился сквозь прозрачные кроны берёз. Ваня проснулся, съел бублик с маком, запил водой из ручья. Потом достал компас и двинулся дальше.