Давно ему не было так хорошо, с того самого дня, как мама и папа ушли на царский праздник. Казалось ноги сами несут мальчика к бабушкиному дому. Ваня вдыхал вечернюю прохладу, любовался закатом, жевал сладкие стебельки трав, слушал многоголосый хор мошкары, смотрел на звёзды, когда становилось страшно. Ветер играл его отросшими кудряшками и мальчик поминутно убирал их со лба, чтобы не застили глаза.
Временами на него накатывала тоска по родителям и тогда он плакал, не боясь, что кто-то увидит его слёзы. Пролетали мимо добрые шмели в пушистых шубах, ласковые ветки берёз трогали его плечи, соловьи окликали из далёких перелесков. Солнце сушило слёзы, ветер остужал лицо. Поглядывая на небо, где белыми медвежатами шествовали облака, Ваня успокаивался и забывал своё горе.
В груди его плескалась радость оттого, что скоро он встретит Фому, бабушку, дом, кукушку в часах, Урта, Голявку, мышей из подпола. Он нёс эту радость осторожно, с замиранием сердца, словно хрустальную чашу с золотой рыбкой. Иногда он прижимал к ладонь к груди и чувствовал, как внутри бьётся сердце, счастливое от дороги и скорой встречи.
Прошло две недели пути и Ваня оказался в знакомых местах. Он шёл, тихо напевая что-то непонятное и радостное, поминутно вытягивая шею, и стараясь окинуть взглядом окрестности.
— Вот лес, куда меня Кусай унёс, вон там Холодный Ручей протекает, а там, вдалеке, за синей дымкой и долгими травами прячется страшное Зябликово болото.
Вскоре он ступил на аллею, что вела через лесок к бабушкиному дому. Пройдя всего несколько шагов под знакомыми тенистыми сводами, Ваня не выдержал и побежал, что было сил. Ранец бил его по спине и он на бегу бросил его в кусты. Минут десять он бежал не чувствуя усталости и вот впереди, меж толстых стволов деревьев уже показался просвет. Мальчик пригляделся, силясь разглядеть высокие белые стены, и вдруг, как будто кто-то ударил Ваню в грудь и вышиб его маленькое сердце прямо в дорожную пыль. Дома в просвете не было.
— Нет, нет! Он там! — сказал сам себе мальчик и, спотыкаясь, побежал дальше.
Лес расступился и он оказался на пустой поляне. Дом исчез. От него остался только невысокий каменный фундамент, повторяющий очертания стен и комнат. Едва понимая, что происходит, Ваня обошел его кругом, держась рукой за тёплые прогретые за день камни. Беспомощно оглянулся вокруг, словно надеясь, что произошла ошибка и это не та поляна и не тот лес. Но сад был на месте, старая берёза всё так же покачивала на ветру зелёными плакучими прядями, на балках в пустой конюшне сидели нахохлившиеся сизари. Ваня вдохнул сохранившийся запах лошадей и сена, заглянул в стойла. Все исчезли, и Красава с Кибиткой, и Кусай, и старик Корыто. Мальчик снова вернулся к фундаменту, похожему на стены маленькой брошенной крепости.
— Значит, они всё-таки его сломали… — подумал он. — Как же они могли? Я ведь так быстро шёл… Я спешил…
— Голявка! Голявка! — с надеждой позвал он, повернувшись в сторону сада. — Отзовись, это я Ваня! Я вернулся!
Но никто не вышел к нему и не отозвался. Садовые не живут в брошенных садах.
Мальчик перелез через каменный барьер фундамента и оказался там, где была раньше гостиная. Подошёл туда, где висели часы с кукушкой, ковырнул землю носком ноги, растерянно огляделся. Перешёл в кухню, затем в свою комнату. Там, где когда-то стояла его кровать, под щепочкой спал крохотный мышонок. Заслышав шаги, он вылез на свет и заморгал глазками и тихонько пискнул. Ваня взял его в руки, сел на землю и заплакал.
— Нет у нас больше дома, — сказал он. — Одни мы с тобой остались. На всём белом свете…
Вскоре мышонок насквозь промок от Ваниных слёз и стал мелко-мелко дрожать. Тогда мальчик достал из кармана баранку, раскрошил её на ладони и стал кормить своего нового друга.
— Ты не бойся, я тебя не брошу, — приговаривал он, шмыгая носом, и поминутно вытирая рукавом лицо, по которому всё катились непрошеные слёзы.
Дети слишком малы, чтобы справиться с большим горем. Им остаётся только плакать.
Вечерело. От леса надвигались тёмные тени, словно где-то в чаще разливалась чёрная река, наводняя своей водой всё вокруг. На небе появилась бледная луна. Зажглись первые огоньки звёзд, словно где-то в необъятной небесной степи разложили свои костры неведомые путники. Ваня застегнул курточку на все пуговицы, посадил мышонка в карман и улёгся на землю подпола, утоптанную Фомой и мышами.
— Надо было бы травы натаскать, а то ночью холодно станет, — устало подумал мальчик и вскоре заснул, не зная, что будет делать завтра и как станет дальше жить.