"Что за эпическая поэма?" - хотел спросить Ньют. Он понятия не имел, о чем она говорит, хотя чувствовал, как память стучится в его мозг с другой стороны потайной двери. Возможно, он знал об этом еще до Стёрки. Он пытался не думать о том, что может быть не так с ее ребенком, раз он молчит. Пострадал? Заболел? А может, просто стесняется? Ему хотелось узнать их истории, но он не был уверен, что имеет на это право.
— Ну, поэма про девять кругов Ада? — подтолкнула она его, ошибочно приняв его молчание за невежество. — Видать, в твоих краях книжками не баловались, да? Жаль. Ты многое упустил. Это шедевр, между прочим.
Ньют был уверен, что читал книги, так же как знал, что ел пищу и пил воду до того, как у него отняли память. Но он не помнил ни единой истории, и эта мысль наполняла его тяжелой тоской.
— Почему ты назвала своего ребенка в честь Ада? — спросил он, пытаясь разрядить обстановку.
— Почему вы назвали ребёнка в честь ада? — спросил он, просто пытаясь разрядить обстановку.
Кейша шлепнулась на землю и нежно поцеловала маленького Данте в макушку. Ньют ожидал увидеть капризного ребенка, ревущего во всю глотку в таком месте. Но мальчик не издал ни звука.
— Мы назвали его не в честь Ада, тупица, — ответила Кейша, и почему-то это прозвучало почти ласково. — В честь человека, который этот Ад определил. Кто прошёл сквозь него и сделал своим.
Ньют согласно кивнул, поджав губы, пытаясь показать, что он был впечатлен, не солгав и не сказав об этом вслух.
— Банально, знаю, — ответила Кейша, увидев его выражение лица. — Возможно, мы были пьяны.
Ньют опустился на колени рядом с ними, все еще пытаясь глубоко дышать, стараясь при этом не выдавать, что он в этом так отчаянно нуждается.
— Звучит неплохо. Пьяные и банальные - самое то в наше время. — Он протянул руку и легонько ущипнул Данте за щеку, пытаясь вызвать у мальчика улыбку. К его удивлению, тот улыбнулся в ответ, показав полный рот крошечных зубов, сверкавших в полуденном свете.
— О, да ты ему нравишься! — сказала Кейша. — Это просто прелесть. Поздравляю, ты его новый папа.
Ньют сидел на корточках, но от этого комментария он повалился на спину.
Кейша рассмеялась, звук был словно пение птиц.
— Расслабься,балда. Ты не похож на папашу, это была просто шутка. Неважно. Все равно ужечерез месяц мы все будем как сумасшедшие из Луни Тьюнс.(прим. переводчика: Looney Tunes – мультсериал Warner Bros.)
Ньют улыбнулся, надеясь, что это выглядело не так натянуто, как ему казалось. Поднявшийся ветерок разбросал листья по тротуару, заставив ветви над ними затрещать, ударяясь друг о друга. Он слышал голоса и крики вдалеке, казалось, что они доносятся с дуновением ветра, но не так близко, чтобы начинать паниковать. В любом случае, на несколько минут они были в безопасности.
Ньют набрался смелости и задал вопрос, который не давал ему покоя:
— Ты сказала, что твоя семья мертва. Что ты имела в виду? Ты многих потеряла?
— Так и есть, дружок. — У Кейши была уникальная манера говорить легкомысленные вещи очень грустно. — Мой муженек. Две сестры. Брат. Мой старик. Дяди. Тёти. Кузены. И мой другой... мой другой...
Теперь она потеряла всякую надежду на то, что мир все еще остается местом, где ты можешь называть людей своим дружком. На ее лице отразилось отчаяние, голова буквально поникла к земле, а слезы потекли из глаз на потрескавшуюся мостовую тротуара. Хоть она и затихла, ее плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий.
— Ты не обязана говорить, — сказал Ньют.
Это было так же очевидно, как то, что солнце горячее, а луна белая. Она потеряла одного из своих детей. Бедняга Данте не был единственным ребенком.
— Я... Мне очень жаль, что я спросил.
«Какой же я мерзавец» - укорил он себя. Он буквально знал эту женщину не больше часа.
Она тяжело шмыгнула носом, затем снова подняла голову и посмотрела на него, вытирая слезы, которые успели прилипнуть к её щекам.
— Нет, все в порядке. — Она произнесла эти слова отстраненным монотонном, каким-то тоскливым и призрачным одновременно. — Просто сделай мне одолжение. Никогда не спрашивай меня – никогда-никогда - как я потеряла их всех. Неважно, сколько мы еще протянем, буду ли я знать тебя день или месяц. Никогда не спрашивай. Пожалуйста.
Ее глаза, влажно блестевшие, наконец встретились с его глазами, и это были самые печальные глаза, которые он видел с тех пор, как Чак в последний раз взглянул на него прямо у выхода из Лабиринта.