— Слушай. Я пришла сюда с Данте сегодня днем. Они, естественно, сказали, что не могу уйти. Я умоляла, умоляла... Они отказали, причем, честно говоря, явно получали от этого удовольствие. Все время твердили, что если их начальство узнает, что отсюда выпустили ребенка, их всех уволят и, вероятно, посадят. Мол, дети — наше будущее и вся эта хрень. Чистой воды бред. Я была в отчаянии, Ньют. В полном отчаянии. Спросила, отпустят ли меня, если оставлю ребенка и пообещаю вернуться. Типа залога, понимаешь?
— Залог.
Она кивнула.
— Но они сказали, что я должна... заслужить это. Оказать им услугу или заплатить, что-то в этом роде. Вот почему я ходила, как треклятый грабитель, и крала столько еды, сколько могла найти, из каждой дыры в доме, куда удавалось пробраться. И прихватила с собой все наши вещи, без которых, как мне казалось, можно было обойтись. Я оставила тебе нож, дневник, кое-что из одежды, надеясь, что сумею выкупить дорогу наружу с помощью остального барахла - еды, пушки, чего угодно. — Она указала жестом на рюкзаки и холщовый мешок, сложенные за спиной Ньюта.
Ему не нравился подтекст некоторых слов Кейши, но он также понимал, что сейчас не лучшее время для возмущений. Но оставлять Данте с ним, даже не спросив... Он решил оставить это на потом.
— Хорошо, я все это понимаю, — сказал он. — Но зачем, Кейша. Что происходит? Куда именно ты пытаешься попасть?
— Это грустная история, Ньют. Самая грустная из всех, что я могу представить. Такую не выдумаешь. Ты точно хочешь это услышать?
Еще минуту назад Ньют настаивал. Теперь не был так уверен. Но выбора не оставалось.
— Может, просто вкратце?
Она фыркнула.
— Вкратце, говоришь? Ладно, договорились. Вот тебе краткая версия: мой муж-ублюдок убил почти всех, кого я когда-либо любила за всю свою жалкую жизнь. Как тебе, коротко и ясно?
Ньют не мог смотреть ей в глаза. Почему она просто не оставила Данте с кем-то или не перекинула его через стену? Как-то. Как угодно. Он чувствовал, что не выдержит эту историю. Не хотел знать больше ни слова. Если бы не Данте — этот непредсказуемый козырь в их нелепой игре — он бы встал и ушел, не желая становиться вместилищем еще чьей-то боли.
Он заставил себя говорить.
— Так разве это не еще большая причина не покидать Данте? Что бы ни случилось?
— Моя дочь жива, Ньют. Ты слышишь меня? Она с моим братом, а еще несколько часов назад я думала, что они оба мертвы уже несколько недель. Я даже не люблю произносить это вслух просто на случай, если Вселенная настолько безумна, как я думаю, и я каким-то образом могу сглазить все это, дьявол будет ржать до упаду, а сам Бог будет хихикать наверху. Господи, помилуй, аминь, аллилуйя.
— Кейша?
Она смотрела на него, слезы застилали ей глаза.
— Что?
— Ты несешь какую-то дичь. Ты в адеквате?
— Мой разум — одна большая помойка, Ньют. Но я должна выбраться отсюда и забрать дочь. Другого выхода нет, слышишь? Нет. Это займет максимум день, может меньше. Даже если Данте останется совсем один, он продержится. Этот риск оправдан, чтобы я могла вернуться с дочерью и мы... смогли дожить свои дни.
Он не понимал — тем более не разделял — её план. Он не верил, что она в здравом уме и говорит разумные вещи. И что бы ни скрывалось за этой историей, которая только начала раскрываться, он не мог принять мысль, что бросать Данте было допустимо. Но разве не состояла вся жизнь Ньюта из череды невозможных выборов? Да, так и было.
— Значит, ты надеешься выкупить свой выход, — сказал он, — найти своего брата, у которого твоя дочь, а потом привезти ее сюда? Ты думаешь, что здесь ей будет лучше, чем с твоим братом?
Это было не то, что стоило говорить. Боль, отразившаяся на ее лице, причинила ему почти физическую боль. Как он мог ожидать от нее рациональности в иррациональном мире, особенно в том, где у нее была чертова вспышка, и она сходила с ума день за днем. Может быть, час за часом.
— Я рада, что для тебя все так просто, — сказала она с горечью. — Но я сама буду принимать решения, когда дело касается моих детей, спасибо тебе большое. Итак, ты позаботишься о Данте до моего возвращения или нет? Если нет, пожалуйста, отведи его к Терри и Марии. Я ухожу.
Она встала, неуверенно держа сына на руках. Несмотря на все свои смелые слова, она явно не знала, как отдать ребенка на руки и снова бросить его. Ньют надеялся, что не пожалеет о своих словах: в его голове пронеслась череда мыслей быстрее, чем он мог предположить, исходя из последних нескольких дней.
— У меня есть идея, — сказал он. — Как зовут твою дочь?