— Они почти здесь, — свирепо прошептал Джонси, впервые запаниковав с тех пор, как Ньют встретил его несколько дней назад. Вероятно, он не хотел, чтобы его новая драгоценность досталась прежним владельцам.
Ньют чувствовал своих друзей. Он слышал дыхание Минхо, слышал звук шагов Томми. Он знал этих людей лучше, чем кто-либо другой. И почему-то ему захотелось накричать на них и избить до полусмерти. Я действительно опускаюсь, подумал он. По крайней мере, мне больше не нужно бояться этого.
Наконец он выплеснулся наружу. Ньют вскрикнул, когда заговорил, пытаясь вспомнить странные слова, которые они использовали в Глэйде как знак бунта против своих похитителей.
— Я вам, шанки стебанутые, что сказал? Убирайтесь!
Его пульс обрел собственную жизнь, почти неестественно стуча в висках, в шее, в запястьях, в груди. Он мог слышать его. Он мог поклясться, что мог его слышать.
Стук, стук, стук. Стук в ушах, в мозгу.
— Надо потолковать.
Это сказал Минхо, определенно Минхо, хотя Ньют едва слышал его за прогорклым барабанным боем в своем сознании. Как будто кто-то прокачивал кислоту через его сердце вместе с кровью, и все это с помощью мощной машины, регулярные всплески которой становились все громче внутри.
Ньют почувствовал, как тень проползла по его плечу.
— Не приближайся, — он старался говорить спокойно, но злобно. — Меня сюда не зря засунули. Поначалу уроды патрульные решили, будто я иммунный и от нефиг делать просто прячусь в берге, а когда узнали, что Вспышка разъедает мне мозг, у них глаза на лоб полезли. Патрульные талдычили потом, дескать, выполняют гражданский долг — и запихнули меня в эту крысиную нору.
Слова вырывались из него в спазме лжи и обмана, правда больше не имела значения. Ему нужно было, чтобы они ушли, любой ценой.
Томми ответил голосом, который в ушах Ньюта казался ледяным.
— Зачем, по-твоему, мы прилетели, Ньют? Мне жаль, что тебя сцапали, жаль, что отправили сюда. Но мы можем тебя вызволить. Не похоже, что...
Слова превратились в гулкие помехи, жужжание, от которого у Ньюта болел череп, и все это не отставало от неумолимого биения его пульса, который отказывался останавливаться, отказывался утихомириться до здравомыслия. У Ньюта возникло странное ощущение, что он оглох, хотя шум доносился отовсюду, изнутри и снаружи. Он почувствовал, как в панике ослабевает его связь с реальностью, как будто весь боулинг исчезает из его существования. Движение - это все, что он мог сделать, чтобы вернуться в реальность.
Он повернулся к ним лицом. Он ухватился за свою пушку, как за спасательный круг.
Минхо вскинул руки, сказал что-то, что Ньют не смог расшифровать из-за рева в ушах и голове. Его старый друг сделал шаг назад, чуть не споткнувшись об оцепеневшую подружку Джонси. Снова слова, словно муравьи, пытающиеся пробиться сквозь стену шума.
Ньют услышал что-то о пушке, кажется, его спросили где он взял эту штуку. Ньют что-то ответил, невнятно произнеся пару фраз, не понимая, что он сказал. Какую-то ложь. Его руки тряслись так сильно, что он чувствовал грохот оружия сквозь кости. Это явно не сработает. Он заставил себя взять себя в руки, отогнать дымку ярости. Совсем немного. Всего лишь малость. Сколько угодно, сейчас. Они должны были уйти. Они должны были. Как долго еще Ньют сможет это терпеть?
Он умолял, бросив все силы на то, чтобы говорить искренне, но твердо.
Чего бы это ни стоило.
— Мне... фигово, — сказал он. — Вы молодцы, шанки, что прилетели, спасибо, но... здесь я и останусь. Для меня все кончено. Вы сейчас развернетесь, сядете в Берг и улетите к чертям отсюда. Ясно?
Каждое слово было усилием. Его руки дрожали от разочарования.
Минхо произнес:
— Нет, ни фига не ясно, Ньют. Мы сюда шли, головами рискуя, ты наш друг, и мы тебя забираем. Хочешь рыдать, пуская сопли? Ради Бога, но только в кругу друзей. Не этих вот шизов...
Ньют вскочил на ноги, чувствуя в ногах силу, которой не было несколько секунд назад. Томми, должно быть, увидел что-то безумное в его глазах, потому что он попятился назад и чуть не споткнулся. Ньют направил пушку на Минхо и разразился еще большим гневом.