Лодка закачалась на волнах, потом гребцы развернули ее носом вперед, и она пошла, плавно поднимая и опуская корму. Куц обернулся и помахал ракетницей.
— Если что, топите лодку на день в камышах, — крикнул Чагода. Куц часто закивал головой.
Лодка быстро удалилась. Сначала не стало видно весел, потом головы разведчиков и лодка слились в одно серое пятно, потом серое пятно слилось с темной водой и стало постепенно растворяться в ней.
— Теперь ты видишь, — сказал Шмелев, обращаясь к Войновскому и продолжая разговор, начатый утром, — как можно попасть на тот берег?
— Да, — приглушенно ответил Войновский. Он стоял, подавшись вперед, и смотрел в озеро — глаза его стали еще больше.
Шмелев отвернулся, будто заглянул по ошибке в чужую дверь. Провожать всегда тяжелее, чем уходить, но всегда кто-то уходит, а кто-то остается. Есть только те, кто уходят первыми, — последних нет. Мелькнул последний вагон, тускло засветились открывшиеся рельсы, и красный огонь вспыхнул на стрелке. Ненадолго. Придет другой состав, светофор выпустит зеленый луч — и все начнется сначала. Последних нет. Ведь и для тех, кто остается на берегу, уготована та же дорога.
— Да, невеселое у тебя место. — Чагода хлопнул Шмелева по плечу. — О чем задумался? Пойдем рыбу есть.
На берегу выставили специальный пост, чтобы встретить разведчиков, но лодка не пришла ни на третий, ни на пятый день. Даже голуби не вернулись.
ГЛАВА V
Общее построение было назначено на час дня.
Небо до горизонта было обложено низкими, тяжелыми тучами, шел дождь, мелкий и частый, как тонкая проволока.
Батальон стоял в каре. Все солдаты чисто выбриты, подшили свежие подворотнички к гимнастеркам, начистили оружие, сапоги и теперь стояли под дождем, ожидая полковника. Шинели сделались черными на плечах и спинах, солдаты стояли, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь согреться или переменить положение, чтобы облегчить промокшее место.
— Прекратить шевеление. — Войновский строго посмотрел вдоль строя. — Команды «вольно» не было.
Строй на минуту застыл, а затем снова пришел в незаметное движение. Дождь однообразно шелестел по траве, по солдатским спинам.
Шинель Войновского стала тяжелой, капли сочились по пилотке, попадали за воротник, просачивались под гимнастерку.
Комягин прохаживался перед строем роты и всем своим видом изображал, что никакого дождя и в помине нет, а шинель у него черная до самых лопаток и сапоги в жирных пятнах глины.
Четвертая сторона каре открыта; там проходила дорога, ведущая от леса к деревне. Солдаты часто смотрели на дорогу, но на ней ничего не было видно. За дорогой, прямо у околицы, стоял невысокий сарай — внеочередной наряд Шестакова. Время от времени одинокие фигурки выбегали из строя, скрывались в сарайчике, а потом бежали обратно.
В центре каре установлен длинный, дощатый стол, и дождь назойливо стучал по доскам. Вокруг стола толпились офицеры.
Стоя в строю, Шестаков говорил соседу:
— Мокрый дождь. Мужику рожь, а солдату — вошь.
— Ничего, просохнем. В атаку-то не погонят.
В ноги Шестакова ткнулось что-то мягкое, теплое. На мокрой земле, положив морду на сапог, сидела собака. Шестаков хотел было нагнуться, но пес вскочил, выбежал перед строем, прыгая и лая. Солдаты стояли в строю и, казалось, не замечали собаку. От группы в центре каре отделился Джабаров.
— Командир второй роты, к командиру батальона! — крикнул он, не добежав до Комягина, и Комягин побежал за Джабаровым, разбрызгивая воду сапогами. Было видно, как Комягин вытянулся перед Шмелевым, а потом отдал честь и побежал обратно. Добежал до Войновского, что-то сказал ему.
Войновский быстро зашагал вдоль шеренги, смотря на солдат. Увидев Шестакова, остановился.
— Шестаков, уберите собаку.
— Какую собаку? — удивился Шестаков. — Она же не моя собака, заблудшая. У нее свой хозяин есть.
— Ах, какой вы непонятливый. Приказ командира батальона — убрать! Ясно?
— Значит, можно? — Шестаков обрадованно вышел из строя, присел перед собакой на корточки. — Иди, песик, иди, приказ на тебя вышел. — Собака доверчиво пошла на руки. Шестаков спрятал ее под шинель, деловито зашагал через поле к избам.
Из деревни выбежал связной, и все поняли, что это означает; командиры взводов, не дожидаясь приказания, стали выравнивать ряды, и солдаты сами подтянулись, поправляя шинели, ремни, автоматы.
Шмелев подошел к столу, приподнял его за узкий край. Широкие ручьи пролились со стола на землю.
Разбрызгивая грязь и воду, зеленая машина катилась по дороге к открытой стороне каре. Шмелев во весь голос скомандовал: «Батальон, смирно!» — и побежал к дороге.