Солдаты слушали Стайкина, пересмеиваясь, вставляя соленые словечки и шуточки, но когда Стайкин закончил, никто не смеялся. Все сидели молча и задумчиво.
Молчание нарушил спокойный голос:
— Нет, товарищ Стайкин, я не послал бы вас на такое задание.
Стайкин вскочил и приложил руку к каске:
— Разрешите доложить, товарищ капитан. Второй взвод находится на привале. Провожу разъяснительную беседу относительно смерти.
— Так ли, товарищ Стайкин? Насколько я понял вас, вы говорили не о смерти, а о девочках. — Рязанцев подошел ближе, и солдаты подвинулись, освобождая место.
— Виноват, товарищ капитан. Больше не буду.
— Отчего же, товарищ Стайкин? Я с интересом слушал вас. Невольно, так сказать. — Рязанцев поднял ногу на волокушу и поставил локоть на колено.
Стайкин присел перед Рязанцевым на корточки.
— Так я для развлечения, товарищ капитан. Ночь длинная, а керосину нет. Вот и развлекаемся.
— Должен заметить, товарищ Стайкин: когда говорят о смерти, о ней говорят не так.
— Любовь и смерть! — мечтательно произнес Стайкин.
— Вам следовало бы знать, товарищ Стайкин, что Красная Армия не покупает жизнь своих солдат за деньги. Героическая смерть во имя великой идеи и смерть за миллион — это совсем разные вещи.
— А зачем мне идея, если меня уже не станет. Мертвому идея не нужна. Мертвому нужна жизнь.
— Кто это говорит? Я не вижу.
— Ефрейтор Шестаков, товарищ капитан. Это я говорю. — Шестаков встал и подошел к волокуше.
— Что вы скажете на это, товарищ Стайкин?
— Отсталый боец, товарищ капитан. Беспартийный. Кустарь-одиночка. Что с него взять?
— А ты с меня ничего не возьмешь, — сказал Шестаков. — Я тебе ничего не должен. Я не ради тебя воюю, ради дочек своих. Может, я, товарищ капитан, не так выразился, только я честно скажу, а вы меня поправьте, если что, — мне умирать не хочется.
— Полностью согласен с вами, товарищ Шестаков. Однако я призываю вас не к смерти, а к победе.
— И мне, товарищ капитан, хочется на победу посмотреть. А потом и помереть не жалко.
— А вы, товарищ Стайкин? Что же замолчали?
— Разрешите доложить, товарищ капитан. Целиком согласен с вами. Мечтаю о героической смерти.
— Да, товарищ Стайкин, вы веселый человек. Но, признаюсь, я подумал бы, прежде чем послать вас на ответственное задание. Я бы выбрал скорее Шестакова.
— Съел? — сказал Шестаков.
— Товарищ капитан, нас рассудит история.
Впереди послышалась далекая команда; повторяясь, она приближалась и с каждым разом становилась явственней и громче:
— Приготовиться к движению!
Солдаты неторопливо поднимались, забрасывали на плечи вещевые мешки, подтягивали ремни.
Вражеский берег был теперь на расстоянии одного солдатского перехода, и в той стороне, где находилась голова колонны, низко над горизонтом время от времени поднимались разноцветные ленты ракет.
Борис Комягин и Юрий Войновский двигались навстречу колонне, возвращаясь с совещания, которое проводил капитан Шмелев на привале.
— Письмо сегодня получил, — сказал Войновский.
— Из Горького? От нее?
— Разумеется.
— Понятно, — сказал Комягин. — Письмо перед боем — хорошая примета.
Комягин остановился, пропуская колонну. В густой темноте ночи двигались по льду плоские черные тени. Они были расплывчатыми и неясными, цеплялись одна за другую, сливались в сплошную черную полосу, и казалось, внутри этой бесконечной черной полосы что-то колеблется, переливается, издавая протяжные скрипучие звуки.
— Что это? — Комягин сделал шаг в сторону колонны, и Войновский увидел, как из черной движущейся и колеблющейся полосы выделилась плоская тень, быстро прокатилась по льду, сломалась пополам и снова распрямилась.
— Шестаков, ко мне, — тихо позвал Комягин.
Шестаков подошел, прижимая руки к груди. Комягин протянул в темноте руку и быстро отдернул ее, услышав рычание.
— Лейтенант Войновский, — злым свистящим шепотом говорил Комягин, — почему не выполнили мой личный приказ?
— Я бегал, товарищ лейтенант, бегал, — быстро говорил Шестаков, — а он опять, товарищ лейтенант...
— Это правда, Борис. Я отпускал Шестакова, и он отнес Ганса на маяк. Не понимаю, как он здесь оказался.