— Пачкаться не хочу о такого жмотика. — Стайкин потрогал острие ножа и снова принялся долбить лунку. Лед отскакивал тонкими прозрачными кусками. Пулемет выпустил очередь. Стайкин лениво погрозил финкой в сторону берега.
— Хочешь, колбасы дам? — Молочков запустил руку за пазуху и показал полкруга колбасы.
— Ой, мочи моей нет. Погибаю в расцвете лет. — Стайкин отстегнул флягу, сделал глоток.
Молочков обиженно отодвинулся, начал грызть колбасу зубами. Стайкин с ожесточением крошил лед. Кончив работу, он выгреб ледяное крошево и поставил флягу в лунку.
— Пейте прохладительные напитки. — Стайкин поднял голову и увидел Войновского, бежавшего вдоль цепи. Замахал рукой.
Войновский подбежал, лег, озираясь по сторонам.
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант. Второй взвод лежит на льду Елань-озера. Ранено семь человек. Двое убито. Других происшествий нет. Настроение бодрое, идем ко дну, — Стайкин перевалился на живот и хитро подмигнул Войновскому.
— А мы, товарищ лейтенант, думали, вас уже в живых не осталось. Хана, как говорится. — Шестаков подполз и улыбался, смотря на Войновского преданными глазами.
— Почему же? — спросил Войновский, глядя на берег.
— Если человека на войне долго нет, значит — хана. А то еще пишут: «Пропал без вести».
— Не каркай, — сказал Стайкин. — Сейчас поставлю тебя по стойке «смирно» — будешь стоять тридцать семь секунд.
— Поставь, поставь его, — добавил Молочков; он лежал рядом и грыз колбасу. Еще дальше, у какой-то кучи, лежал Севастьянов, за ним Проскуров. Позади, около пулемета шевелился Маслюк. Щиток и ствол пулемета обмотаны белыми бинтами.
— Кострюкову руку оторвало, — сообщил Шестаков.
— Чуть-чуть не стал Венерой Милосской. — Стайкин задрал верхнюю губу и показал редкие желтые зубы.
— Как же так? — удивился Войновский; он все время озирался и смотрел на берег.
— Не повезло, — продолжал Шестаков. — Аккурат правую. С локтем вместе. Он ведь столяр, ему теперь без руки смерть голодная.
— Он ее с собой взял. — Стайкин засмеялся. — На морозе не испортится. А там пришьют.
Шестаков покачал головой:
— Шалопутный ты человек. А еще старший сержант...
Где-то вдалеке слабо ухнула пушка, и снаряд прошелестел, падая, а потом у берега вырос темно-серый столб воды, и гулкий звук разрыва прокатился над ледяной поверхностью.
Комягин подбежал и лег рядом с Войновским.
— Ну как? — спросил он, широко улыбаясь. — А мы тут загораем.
— Раненых там много, — ответил Войновский. — Палатки санитарные прямо на льду стоят. Я в санях с ранеными ехал, весь халат в крови, даже перед генералом неудобно... А обратно со снарядами...
— Как там? Расскажи. Говорят, самолеты скоро придут...
Они говорили «тут» и «там», и эти понятия означали для них два разных, прямо противоположных мира. «Там» было в какой-то неясной стороне, куда не достигали немецкие пулеметы, — «там» простирался далекий и непонятный мир тишины, но он, тамошний мир, казался ничтожным в сравнении с этим, который был «тут», вокруг них. «Тут» было кругом, «тут» раскинулось безбрежное ледяное поле — и куда ни глянешь, всюду лежат солдаты и бьют пулеметы — всюду было «тут».
Войновский только что перешагнул ту невидимую черту, которая разделяла «там» и «тут», он никак не мог прийти в себя оттого, что находится так близко от берега, с удивлением слушал разговоры солдат, их шуточки и прибаутки.
Только сейчас, при свете дня, Войновский впервые увидел лед и берег.
Лед слепил глаза. Вблизи он был чистым, чуть голубоватым, а дальше становился серым и отливал холодной жестью. Лед был кругом. И только там, откуда били пулеметы, протянулся темный силуэт Устрикова. Купы садов зловеще чернели над избами, черные хвосты дыма лохмато поднимались из земли, а среди них прорастала приземистая квадратная башня колокольни, увенчанная шпилем с крестом. Рядом с церковью виднелась белая двухэтажная школа, за ней начинался порядок изб, стоявших вразброс по берегу. Еще дальше на берег выходило шоссе, и было видно, как там на большой скорости изредка проносились грузовики.
Деревня казалась совсем не такой, как наблюдал ее Войновский в стереотрубу.
Еще один тяжелый снаряд упал перед берегом, выбросив вверх серый столб воды.
— Недолет, — сказал Войновский, с удивлением смотря, как серый столб распадается на брызги и опадает.
— Второй час пристреливает. — Стайкин покачал головой.