— Дай огоньку, — попросил он у Стайкина и сунул кисет за пазуху.
— Что же теперь будет, Григорий? Как же я сестре теперь напишу? — причитал Беспалов, и слезы лились из его глаз.
— Ты терпи, — сказал Шестаков, — а то глаза отморозишь.
Беспалов испуганно посмотрел на Шестакова, принялся быстро тереть лицо рукавицей.
— В чем дело? — спросил Войновский, подползая. Он изо всех сил старался не глядеть на Молочкова и на дымящиеся пятна вокруг него.
— Один выбыл, другой прибыл, — сказал Стайкин.
Беспалов лежал рядом с Молочковым и зло смотрел на Войновского.
— Пушку у него разбило, — сказал Шестаков. — Вот и остался без имущества.
— Куда же его? — Войновский ловко повернулся на животе и оказался лицом к лицу с Беспаловым. — На противотанковое, что ли? Беспалов?!
— Не все ли равно, — огрызнулся Беспалов. — Укажите мне место и не лезьте с вопросами.
— Но-но, как ты с нашим командиром разговариваешь? — Стайкин с угрозой посмотрел на Беспалова.
— Выходит, это вы и есть, товарищ лейтенант? — радостно проговорил Шестаков. — То-то, я смотрю, личность знакомая. А кто, признать не могу. Вы же в меня стреляли, товарищ лейтенант, помните? Так вот что с вами стало.
— Пойдемте, я укажу ваше место, — Войновский отвел глаза. — Будете в ПТР вторым номером. Все-таки подальше. И в атаку не надо ходить...
— Совесть заговорила? Сначала продал, а теперь совесть чистишь...
— Я вас не продавал.
— Короче, ефрейтор! Не груби. Будем взаимно вежливы. — Стайкин подтолкнул Беспалова автоматом.
— Подожди, у меня дело есть. — Беспалов перевернул Молочкова на спину и принялся шарить под халатом. Стайкин и Войновский смотрели, как он вытащил оттуда потертый бумажник, пачку писем, зажигалку, потом дернул Молочкова за шею, вытащил черный медальон и спрятал все это себе за пазуху.
Войновский отвернулся и пополз вдоль цепи. Беспалов подсунул под Молочкова руку, обхватил его за плечо и потащил за собой по льду.
— С ума сошел? — закричал Стайкин. — Это же мой боевой друг.
— Земляк он мой. Григорий Степаныч, сестрин муж. Мой же он, пусть со мной побудет, — прерывисто говорил Беспалов, продолжая тащить Молочкова.
— Дурак, дурак, а хитрый. — Стайкин выпучил глаза и с любопытством посмотрел на Беспалова. Войновский повернулся:
— Приказываю оставить мертвого. Следуйте за мной.
— Конечно, все для своих...
— Положь. Не твое. Понял? — Стайкин показал Беспалову автомат. Беспалов зажмурил глаза и быстро пополз за Войновским.
Шестаков задумчиво смотрел им вслед и с наслаждением курил цигарку.
В двенадцати километрах от этого места, к югу от Елань-озера, на опушке осиновой рощи стояла дальнобойная немецкая батарея, состоящая из двух пушек-гаубиц калибра 207 миллиметров. Командир батареи находился в одном из блиндажей на берегу, откуда он наблюдал за разрывами снарядов и передавал команды на огневую позицию.
— Правее ноль-ноль-два, — сказал командир батареи. Команда пошла по телефону. «Правее ноль-ноль-два», — повторил солдат-связист, пожилой, вислоусый крестьянин из Баварии. «Правее ноль-ноль-два!» — крикнул лейтенант Кригер, круглолицый белобрысый юноша, командир огневого взвода. Недавний выпускник офицерской школы Кригер только что приехал на фронт. Он был полон идеалов и мечтал сражаться с русскими. «Правее ноль-ноль-два», — повторил вслед за Кригером наводчик и осторожными движениями маховичка довернул ствол. Два солдата-подносчика подтащили на носилках огромный тупоносый снаряд, заряжающий и его помощник ловко подхватили снаряд в четыре руки и вставили его в казенную часть. Заряжающий хлопнул затвором и поднял руку. Наводчик еще раз проверил положение прицела и сказал: «Готово».
Таким же образом были исполнены команды: «Готово» и «Огонь». И под конец лейтенант Кригер восторженно крикнул: «Огонь!» — наводчик раскрыл рот и дернул шнур. В тот же миг опушка рощи окуталась огнем, оглушительным грохотом, едким молочным дымом. Огонь и газы вытолкнули снаряд из мрачного ствола, и он ушел под крутым углом к плоскости земли. Снаряд летел, ввинчиваясь в воздух и оставляя длинный, ноющий звуковой след.
Снаряд летел в сторону озера, на льду которого лежали русские. Пройдет почти минута, прежде чем он долетит туда. Одна минута чьей-то жизни.