Он покраснел и полностью сосредоточился на одеяле.
– Очень мило с вашей стороны. Думаю, все зависит от того, насколько строгая семья, – размышляла Мюйрин, расстегивая пуговицы халата. – Хотите верьте, хотите нет, но у богатства есть свои минусы, хотя, конечно, я не ищу у вас сочувствия…
Она умолкла, чтобы собраться с мыслями.
– Какие же например, Мюйрин?
– Например, приходится постоянно, изо дня в день, играть одну и ту же роль, – сказала она, забираясь в постель. – Я больше не хочу играть эту роль. Я хочу просто быть собой. Я приняла предложение Августина, потому что встретила человека, который, когда ухаживал за мной, дал мне почувствовать, что я ему нужна. Я думала, что для него я важней всего на свете. Но ведь все это тоже была игра?
Локлейн проглотил образовавшийся в горле комок и собрал все свои силы, чтобы не потерять самообладание, не потянуться к ней и начать целовать и ласкать ее.
– Я уверен, что все так и было. Это не было игрой, Мюйрин.
– Нет, Локлейн. – Мюйрин резко качнула головой, и ее черные локоны рассыпались по подушке. – Барнакилла была и всегда будет важнее, скажете, нет?
– Мюйрин, я не думаю…
– Давайте спать, а? – прервала его Мюйрин, натягивая одеяло на подбородок и поворачиваясь к нему спиной.
Локлейн погасил масляные лампы, затем забрался в постель и наконец закрыл глаза. Но образы Мюйрин – смеющейся, плачущей, находящейся в отчаянии – не выходили у него из головы, и только спустя, казалось, целую вечность он наконец погрузился в сон.
Глава 7
Той долгой зимней ночью становилось все холоднее. По мере того как огонь в камине постепенно угасал, Мюйрин и Локлейн инстинктивно тянулись друг к другу в постели, ища тепла.
К тому моменту, когда они проснулись в шесть утра от стука в дверь горничной, которая разбудила их, чтобы они успели на отходящую в семь коляску, одеяло, разделявшее их кровать, укрывало их сверху. Локлейн открыл глаза и обнаружил, что находится на своей половине кровати рядом с Мюйрин, которая лежит на спине, плотно прижавшись к нему.
И снова ее лицо во сне поразило его своей красотой. Губы ее сомкнулись в легкой улыбке. Локлейн не мог вспомнить, видел ли он Тару в холодном утреннем свете. Они всегда встречались тайно, на короткое время, где-нибудь в служебных постройках, а летом – в лесу. Тара утверждала, что все это – из-за сильного волнения от остроты состояния влюбленности. Чувствуя и впитывая своим телом тепло Мюйрин, Локлейн в свои тридцать с лишним спрашивал себя, было ли в этом что-то большее, чем простая чувственность. Конечно, было: и нежность, и душевное влечение – чувства, которых он не испытывал с тех пор, как много лет тому назад умерла его мать, когда ему было всего два года, а сестра только родилась на свет.
– М-м-м, я чувствую запах кофе, – буквально промурлыкала Мюйрин. Она открыла глаза и остановила на нем взгляд.
Он склонился над ней и поцеловал ее в губы, изо всех сил сдерживая себя, поскольку эмоции уже захлестывали его, выходя из-под контроля. Он вспомнил, как причинил ей боль, когда дотронулся до ее талии прошлым утром, и сейчас просто погладил ее по лицу и волосам.
Губы Мюйрин со вздохом раскрылись, превращая поцелуй во что-то чудесное. Он нежно взял ее за подбородок и исследовал ее рот с неторопливой доскональностью, что привело обоих в невероятное возбуждение.
Наконец Локлейн оторвался от ее губ, зная, что не сможет долго скрывать охватившее его желание. Но она, похоже, успокоилась после поцелуя и теперь, закрыв глаза, поглаживала его крепкую шею.
– Господи, как же холодно, – пробормотала она, снова ища его тепла, когда он попытался выбраться, сделав этот как можно деликатнее. – Если бы можно было остаться здесь еще чуть-чуть.
– Мы можем полежать еще минут пять, – предложил он, когда Мюйрин сонно перекатилась на свою сторону кровати, поворачиваясь к нему спиной. Она вытянулась во весь рост, потеснив его. Он просунул руку под одеяло, чтобы нежно обнять ее за талию. Он еще раз напомнил себе, что следует быть осторожным и просто наслаждаться моментом, потому что другого такого у него никогда больше не будет. Через какое-то мгновение она повернула голову и сонно взглянула на Локлейна.
– Сколько нам добираться до Эннискиллена?
– Если дороги будут свободны, мы должны успеть туда к вечернему чаю, а оттуда отправиться в Барнакиллу, – прошептал он, с удовольствием перебирая ее закрутившиеся в колечки волосы.
Словно роза без шипов… Эта мысль озарила его внезапно, и ему понравилось такое сравнение.
Мюйрин взяла его руку и положила рядом. Голова ее снова коснулась подушки. Где-то в подсознании мелькнуло, как прекрасен Локлейн, лежащий рядом с ней, как они подходят друг другу.
Ее охватило какое-то странное чувство, когда она впервые встретила его на пристани в Дан Лаогер и их руки соприкоснулись. В тот момент она задрожала, как будто под ней содрогалась земля. У нее было такое ощущение, словно она вернулась домой, хотя никогда раньше не бывала в Ирландии.
– Надеюсь, нас подвезут до дома, когда мы приедем, – пробормотала она. – Как же хорошо будет оказаться дома!
Фраза ее была такой бессмысленной, что Локлейн посмотрел на нее, чтобы убедиться, не спит ли она. Она никогда не была в Барнакилле. Разоренное, обанкротившееся поместье она вряд ли могла считать своим домом.
Его взволновал и ее ответ на его поцелуй, и ее реакция на его присутствие в ее постели. Может, она была настоящей распутницей или вообще потеряла рассудок? Или, хуже того, не перепутала ли она его мысленно с Августином?
Тревога Локлейна нарастала, когда она снова перевернулась на спину и он стал ласкать ее грудь. Пытаясь сдерживать себя, он все же хотел проверить ее.
– Мюйрин, вы не спите? – спросил он, пожалуй, слишком громко, немного отодвигаясь от нее.
Мюйрин открыла глаза и с некоторым изумлением посмотрела на него.
– Конечно, нет, Локлейн. Вы же сказали, полежим еще минут пять.
Ее удивил резковатый, как ей показалось, тон.
– Но, думаю, вы правы, – вздохнула она, чмокая его в щеку и опуская свои длинные ноги на пол. – Нам надо ехать, и завтрак скоро принесут.
Она пропорхнула через весь номер за ширму и через несколько минут появилась полностью одетая. Собрав разбросанные шпильки, которые она зажала в своих рубиново-красных губах, она быстро расчесала иссиня-черные волосы и сильно скрутила их в крепкий пучок на затылке, вонзая шпильки так, словно атакует злейшего врага.
Локлейн наблюдал за ней с кровати и заметил, что вся процедура заняла меньше минуты.
Она подошла к двери и принесла бидон горячей воды. Около минуты доносились всплески. Она вылила воду из таза в ведро и снова вышла, чтобы принести поднос с завтраком, который горничная только что оставила за дверью.
Мюйрин повернулась к Локлейну.
– Ну, лежебока, теперь ваша очередь. Идите-ка, побрейтесь, пока я приготовлю все к завтраку.
На завтрак были каша, гренки, бекон, яйца и колбаса. Мюйрин опять сделала бутерброды из хлеба и бекона, который они оставили, и завернула их в чистую салфетку. Затем она упаковала свои вещи, засунув сверток с едой в большую сумку, которая лежала рядом с ее накидкой и чемоданами.
Все это время Локлейн, как только предоставлялась такая возможность, пристально наблюдал за ней, то и дело выглядывая из-за ширмы, боясь пропустить хоть одно ее движение. Закончив бриться, он сделал вывод, что если Мюйрин и впрямь сумасшедшая, то наверняка самая практичная из всех безумцев, которых он знает.
Мюйрин заметила, что он снова пребывает в каком-то странном настроении. Она уже почти привыкла к его холодноватой манере держаться и дерзнула заметить:
– Вы ужасно молчаливы сегодня с утра, Локк-Дейн. Готова поспорить, вас одолевает тысяча мыслей.