Когда она наконец успокоилась, он прижал ее к себе и ощутил слезы у нее на щеках.
Мюйрин рассмеялась и поцеловала его, широко раскрыв свои объятия, словно желая согреть его сырой, промозглой ночью, и они начали засыпать. Локлейн успел подумать, что это слишком хорошо, что все это восхитительный сон, который рано или поздно закончится. Как и Тара, Мюйрин тоже уйдет.
На следующий день он изо всех сил старался держаться от нее подальше, но вечером, не в силах заснуть, беспокойно метался по коттеджу, пока все-таки не отправился в особняк. Взяв свечу из подсвечника, он пошел искать Мюйрин в кабинет, в библиотеку, а затем осмелел и поднялся в ее комнату. Она, в одной ночной рубашке, как раз подбрасывала в камин торф. Ее тяжелые волосы небрежно спадали с плеч, и она радостно улыбнулась, когда он вошел.
– Я ждала тебя!
Она нежно улыбнулась и, бросившись в его объятия, увлекла его на кровать.
Роман Мюйрин с Локлейном продолжался весь март. Обоих беспокоило, сколько же он останется незамеченным, но ни один из них не хотел первым поставить точку в их отношениях. Для них стало негласным правилом никогда не говорить о будущем.
Дни шли своим чередом, и Локлейн поймал себя на том, что он побаивается Мюйрин днем – такой холодной, спокойной и рациональной. Ему хотелось, нет, ему было необходимо отделить эту Мюйрин от той женщины, которую он сжимал в объятиях ночью, когда, сжигаемый страстью, приходил в ее комнату на несколько неповторимых часов.
Мюйрин тоже хотела видеть в Локлейне, с которым проводила упоительные ночи, отнюдь не партнера по работе, с ее удачами и неприятностями. У них возникает по миллиону проблем на день. Они вместе управляют делами поместья, ведут учет и выполняют массу других дел. А ночь была для них удивительным временем, когда между сном и бодрствованием они неистово предавались любви.
Не было ничего неприличного или шокирующего, когда они смеялись, изучали и откровенно любили друг друга, пока первые лучики рассвета не пробивались в их тайное пристанище, где они уединялись от всего мира. Утро наступало слишком скоро, и призывное кукареканье петуха возвращало их к бесконечным дневным заботам. Они одаривали друг друга последним теплым поцелуем и расставались, храня незабываемые воспоминания до следующего раза, когда снова оказывались имеете хоть на несколько часов.
Локлейн пытался не думать о будущем, но постоянно испытывал неуверенность в том, что Мюйрин навсегда останется с ним. В любое мгновение из Шотландии мог прибыть корабль с ее отцом на борту, и она исчезнет без следа. Но пока она была с ним, он решил наслаждаться каждой секундой, которую они могли провести вместе. Он занимался с ней любовью отчаянно, словно в последний раз.
Мюйрин тоже старалась не думать о будущем, но из головы у нее не выходил вопрос, как же все это закончится. Она любила Локлейна, в этом у нее сомнений не было. Но, Господи, разве они могли быть счастливы вместе? Как только им удавалось справиться с одними неприятностями, тут же возникали новые.
Более того, Локлейн, почему-то внушил себе, что совершенно ей не подходит. А она была уверена, что он постоянно сравнивает ее с Тарой. Ощущение Мюйрин своей неопытности и связанная с этим неловкость также изрядно затрудняли их отношения. Она была убеждена, что Тара была единственной любовью Локлейна, а она – просто друг, партнер, некто, с кем Локлейн проводит ночи.
Мюйрин справилась с налоговым кризисом, продав все дорогие вещи, которые прибыли для нее на судне из Шотландии. Она даже кофе упаковала в коричневые бумажные пакеты, чтобы продать его на рынках. Локлейн отдал Патрику деньги за два пакета и один вручил как подарок Мюйрин, а второй оставил до ее дня рождения тридцатого апреля.
– Право же, не стоило, – сказала она, нежно целуя его.
– Нет, теперь мы квиты. Ты же оставила буфет, – с улыбкой промолвил он, указывая на стоящий в ее комнате шкаф.
Она смущенно улыбнулась.
– Он такой красивый, что нужно сто раз подумать, прежде чем продать его. Ты сделал его своими руками, и он напоминает мне о тебе и о нашей первой ночи.
– Никогда бы не подумал, что ты нуждаешься в напоминании о том ужасном времени. К чему тебе напоминания, не лучше ли живой образец? – поддразнил он, слегка пощекотав ее, и она смеясь бросилась в его объятия.
– Гораздо лучше, – согласилась она, одаривая его медленным поцелуем.
Внезапно в комнату вошла Циара, которой понадобился какой-то совет, и они резко отпрянули друг от друга.
Его сестра осталась недовольна своим открытием и сделала все возможное, чтобы помешать Локлейну проводить время наедине с Мюйрин.
Мюйрин не могла ее винить. Ведь та просто беспокоилась, что ее брату снова причинят боль. Но в то же время такое неодобрение со стороны его единственной родственницы не могло не сказаться на их отношениях. А что скажет ее семья, если узнает о Локлейне, Мюйрин даже не могла себе представить.
К концу марта часть денег, прикарманенных мистером Блессингтоном, была возвращена. Большую их часть Мюйрин потратила на оплату закладной и возмещение почти всех налогов, а все, что осталось, пошло на покупку новой партии скота, особенно овец, дающих шерсть для продажи. Эти неприхотливые животные могли пастись на самых худших участках поместья. На какое-то время Мюйрин воспряла духом, убедившись, что наконец-то все начало меняться к лучшему.
Однако серьезнейшие перемены настигли их в середине апреля, когда мистер Коул, юго-восточный сосед, объявил, что намерен превратить всю свою землю в пастбище для овец и всем своим крестьянам разослал уведомление о выселении.
Хуже того, полковник Лоури, северный сосед, готов был оплатить переезд своих работников в Канаду, лишь бы только избежать введенных правительством высоких налогов. Налоги эти налагались на душу населения, то есть за большое число крестьян, которые предположительно платили большую ренту зa свои маленькие домики и крошечные картофельные делянки, соответственно начислялись и большие налоги.
– Комиссия Девона подсчитала рентные платежи, которые поступили в начале тысяча восемьсот сорок первого года, перед неурожаем картофеля в октябре, – пояснял Локлейн Мюйрин, когда она, сидя за столом, пыталась разобрался в цифрах. – Они прибавили всю ренту, зафиксированную в расчетах, даже не приняв во внимание все существующие задолженности. Кто-то уехал, кто-то умер, родились дети, отчего еще больше взвинчиваются налоги. К сожалению, женщины и дети не приносят большого дохода, а кормить нужно все больше ртов притом, что денег становится все меньше. Потому-то полковник Лоури и мистер Коул пытаются сэкономить сейчас, пока через несколько лет ситуация не достигнет критической точки.
– Но куда деваться их работникам? Что им делать? Овцы – это прекрасно, но чтобы за ними ухаживать, нужны люди, ведь овец надо чесать, стричь и красить шерсть, а затем прясть ее! – воскликнула Мюйрин. – Или же откормить их и зарезать на мясо.
Локлейн прошелся по комнате. Она никогда еще не видела его таким подавленным.
– Не могу поверить! – произнес он, тяжело опускаясь в кресло.
– Я знаю, что тебе невероятно трудно, Локлейн. Прости.
Он вздохнул и устало потер глаза.
– Я знаю многих из этих людей с детства. Многие из них уже старики. Они не могут эмигрировать! Многие из них просто не переживут переезда! Это все равно что сразу подписать им смертный приговор. А если и переживут, что тогда? Они попробуют начать все сначала в совершенно чужой стране. Об этом даже подумать страшно. Уж я знаю, как нелегко было в Австралии. Никому такого не пожелаю.