— Боже, ты еще и это на нас… — выговорила она как бы даже спокойно, раздумчиво и поднялась.
— Подожди! — выдохнула Маша, но уже не пыталась удерживать ее.
Брат пробудился сразу — только Ольга Александровна нагнулась над ним и негромко позвала: «Митя!»
— Что? Что?.. — открыв глаза, давясь слюной, невнятно спросил он.
— Вставай, Митя! — сказала Ольга Александровна.
Он тут же рывком сел на постели, озираясь: рука его нырнула в карман пальто и вынырнула с револьвером.
— Без паники… — он откашлялся, — без паники, швестерн!..
— Послушай, Митя, — медленно начала Ольга Александровна. — Это правда? Ты с ними?.. Ты у них?..
Она сама удивилась, как безучастно, словно бы отрешенно, прозвучал ее голос.
— Да что такое? — нетерпеливо спросил он. — Где? Что?.. Да говорите же!..
— Это правда, что ты служишь им… им? — продолжала Ольга Александровна тем же безучастным голосом.
— А… ты вот о чем? Ну, а если… — Взявшись было за сапог, Дмитрий Александрович вновь кинул его на пол — он почувствовал облегчение. — Я уже подумал…
И его перебил альтовый, прерывистый голос Маши:
— Митя, что ты говоришь? Господь с тобой!
— Помяни меня, Маша, в своих молитвах, — сказал он, и трещинки-морщинки на его глинистом лице опять сложились в улыбку. — Ну, а если даже я служу у них?
— Как же ты можешь? Ты русский, — очень тихо сказала Ольга Александровна.
— Завтра разберемся, дорогие патриотки, завтра, — он протяжно, со стоном зевнул. — Дайте поспать, мне надо хотя бы два-три часа…
Ольга Александровна постояла, словно в задумчивости.
— Пойдем, Дмитрий! — сказала она.
— Это куда же?
— В доме у нас солдаты ночуют, они тебя отведут в штаб… Пойдем, — повторила она.
— Да ты с ума сошла! — он беззлобно изумился.
— Тебя помилуют, если ты сам придешь, — просительно сказала Маша. — Послушайся, Митя.
— Вы тут с ума посходили, идиотки! — Он был только изумлен.
— Нет, это что-то с тобой… — сказала Ольга Александровна.
И словно бы безмерная тяжесть вдруг обрушилась на нее, придавила, и, как мольба о пощаде, раздался ее вопль:
— О-о!.. Митя, убей себя!
Дмитрий Александрович соскочил с постели.
— Тише ты, дура! — сказал он.
Но и утишив голос, будто послушавшись, она затвердила:
— Убей себя! Убей!.. Как же ты мог!.. Там, на мосту, ты убивал нас!.. Ты стрелял в нас… в отца, в маму! Убей себя! Ты убивал маму… Убей себя!
— Прекрати истерику, — сказал он. — Вам тут набили голову чепухой… Ты послушай меня…
Она замолчала, как бы готовая его выслушать. И он долго еще говорил, поглядывая то на дверь, то на зашторенное окно, — говорил о богатстве и почете, ожидающих все их семейство, о блестящем будущем своей дочери, которая поедет в Берлин, в Париж, о том, что немцы страшны только коммунистам и евреям… И Ольга Александровна слушала и кивала, будто даже соглашаясь. Но как только он замолчал, она сказала:
— Пойдем же, Митя!
Он укоризненно — «вот какая упрямая!» — покачал головой.
— Если не пойдешь, я позову на помощь, — сказала Ольга Александровна.
Тяжело шаркая, она подошла к двери и взялась за ручку.
— Митя, послушайся! — тоненько вскрикнула Маша.
— Постой, постой, — сказал он, заспешив. — Не дури, Оля!
— Я закричу… — утомленно сказала она.
Он помедлил секунду, потом другим, жестким тоном скомандовал:
— Отойди от двери!
Ольга Александровна, не двинувшись, вздохнула, как бы с сожалением.
Свет лампы, прикрытой абажуром, освещал только ее грузную фигуру в старой вязаной кофте с отвисшими карманами, домашние суконные туфли на вспухших ступнях, оставляя в тени лицо; слабо светилось над ее головой облако седины.
— Я жду, Митя! — негромко сказала она.
Дмитрий Александрович сунул руку в карман пальто, где лежал револьвер.
«А что, если и ее…» — пришла ему мысль, и, как в давние времена, его пронизало дразнящее, острейшее ощущение — он улыбнулся.
Очень медленно, точно револьвер налился небывалым весом, он поднял его и навел…
— Назад, Ольга! — ровным голосом скомандовал он.
Ольга Александровна словно бы не заметила револьвера в его руке.
— Я сейчас закричу, — сказала она.
И он выстрелил… Ольга Александровна откинулась назад, стукнулась головой о дверь и тяжело сползла по двери на пол. Пуля ударила ее в середину лба, и она умерла мгновенно.
В дыму, наполнившем комнату, Дмитрий Александрович бросился к двери, толкнул ее и, переступив через тело сестры, побежал, хромая, в одном сапоге, по коридору.