Выбрать главу

В лесу угомонились птицы, только где-то одиноко вскрикивала серая сова-сплюшка: «Сплю… сплю…»

Поужинали и загасили огонь в печке. Улеглись пока что на матерчатом диване.

Гарька уснул, едва прикоснувшись к подушке.

Леонид Аркадьевич кашлял, вставал, пил воду, долго ворочался: ныла поясница после мытья полов, побаливали в плечах руки, которые без привычки отмахал топором, в спину упирались пружины дивана.

Но не беда…

Жизнь, кажется, налаживалась.

2

Да, жизнь налаживалась — самостоятельная, трудовая, без Матрёны Ивановны.

И когда Яков Данилович сообщил, что Матрёну Ивановну задержат в больнице, Леонид Аркадьевич и Гарька не отчаялись, не впали в уныние, а окончательно приняли решение: жить в Черёмушках и вершить свои дела по хозяйству без посторонней помощи.

Они докажут заносчивой Жене, на что способны двое сильных духом мужчин.

…День начинался с физзарядки: дыхательные упражнения, прыжки на месте, бег вокруг дома.

Гарька с самого старта легко обходил дядьку.

— Знаете что? — сказал Гарька. — Так неинтересно… Я буду бегать в другую сторону.

— Хорошо, — согласился Леонид Аркадьевич. — Бегай в другую.

Дядька огибал дом в одном направлении, а племянник — в другом, ему навстречу, да с такой скоростью, что наскакивал на Леонида Аркадьевича из-за каждого угла.

Покончив с зарядкой, завтракали — ели простоквашу, которая, как считал Леонид Аркадьевич, весьма удавалась ему в приготовлении: с вечера он заправлял молоко кусочками чёрного хлеба, и оно быстро прокисало. (Леонид Аркадьевич узнал об этом из «Подарка молодым хозяйкам», куда заглядывал потихоньку от Гарьки.)

Дни, когда назначалась простокваша, были для Гарьки стихийным бедствием: простоквашу приходилось есть не только во время завтрака, но и за обедом и за ужином.

Леонид Аркадьевич приготовлял её в огромном количестве, как самое несложное блюдо. Загружал простоквашей кастрюли и даже чайник.

В те часы, когда Леонид Аркадьевич обкладывался книгами, для Гарьки наступало томительное одиночество.

Вначале Гарька рисовал пейзажи, пока не израсходовал зелёную краску.

Потом Гарька взялся ремонтировать дом. Начал с крыльца.

Раздался сотрясающий грохот. У Леонида Аркадьевича попадали со стола карандаши: Гарька вколачивал в порожки строительные гвозди.

— Ты что? — ужаснулся Леонид Аркадьевич размеру гвоздя.

— Прочно будет, — ответил Гарька.

Закончив ремонт крыльца, Гарька попросил Леонида Аркадьевича купить масляной краски.

— Для чего тебе?

— Буду забор красить.

— Хорошо, — сказал Леонид Аркадьевич и подумал: «Пусть красит забор, пусть красит даже деревья, лишь бы не стучал».

Посоветовавшись с Яковом Даниловичем, Леонид Аркадьевич сходил в нефтяную лавку, которая находилась в центре посёлка, рядом с пожарной будкой, купил оранжевой краски (была только оранжевая), большую кисть и олифу.

Дома развели краску, и Гарька приступил к работе.

Леонид Аркадьевич теперь часто отрывался от книг и словарей, наблюдал, с каким вдохновением Гарька работал.

Как-то Леонид Аркадьевич поддался искушению и вышел поразмяться, попробовать покрасить забор.

Работа была настолько увлекательна — забор на глазах из грязного и линялого превращался в чистый, ярко-оранжевый, — что Леонид Аркадьевич сбегал в лавку и купил себе вторую кисть.

«Не напрасно, значит, ребята, друзья Тома Сойера, — вспомнил Леонид Аркадьевич, — предлагали Тому пару головастиков, одноглазого котёнка и даже оконную раму, чтобы разрешил вместо него белить забор тёткиного дома. Определённо был смысл».

Забор красили с разных концов, навстречу друг другу.

Вскоре краска кончилась.

Леонид Аркадьевич отправился в нефтелавку, но там сказали, что масляной краски больше нет. Надо подождать, пока привезут из города.

Леонид Аркадьевич, опечаленный, вернулся к недокрашенному забору, который своим цветом успел уже произвести убедительное впечатление на всех обитателей Черёмушек.

После обеда Гарька и Леонид Аркадьевич часто уходили гулять, осматривать окрестности.

Собирали цветы, наблюдали стрекоз, любовались крепкими, ещё неспелыми шишками на ёлках. В залитом водой большом карьере, где когда-то добывали песок, пугали лягушек. Лягушки, взбрыкнув задними лапами, шлёпались с берега в воду, а потом притворялись дохлыми — не шевелились, закрывали глаза, растопыривали лапы и колыхались на воде, как зелёные кленовые листья.