Однажды в морозный вечер вернулась я из булочной, не успела позвонить в дверь, как бабушка мгновенно выросла на пороге, схватила меня за руку и быстро потянула в комнату.
— Слушай, — только и сказала она. И я услышала:
«…Клин, Ясную Поляну, после трёхдневных ожесточённых боёв освободили город шахтёров Подмосковья — Щёкино…»
Я перевела взгляд на бабушку:
— Что это? О чём говорят?
— Неужели непонятно? — Бабушка обняла меня, потом сразу же отпустила, глядя на меня в упор, словно никогда до того ещё не приходилось ей со мной видеться. — Наши разгромили фашистов под Москвой! Слышишь? Освободили Клин, Ясную Поляну, Яхрому, Крюково!
Она прервала себя. Снова послышался вдохновенный голос диктора Левитана. Мы замолчали, прижались друг к другу, стали слушать его, а он продолжал перечислять города и посёлки, освобождённые Красной Армией, наши трофеи, потери фашистов…
Мы слушали эти слова, как слушают самую прекрасную музыку. Я обернулась к бабушке, и она поняла меня.
— Я готова слушать Левитана целые сутки, — сказала она. — А ты?
Я хотела ответить ей, что тоже, конечно, как же иначе… Но внезапно горло моё словно сжала чья-то невидимая рука, и слёзы полились из глаз. В этот миг я представила себе папу и маму: вдруг они там, совсем близко от нас, вместе с нашими воинами — защитниками Москвы?
Глядя на меня, бабушка тоже заплакала, и мы долго плакали, обнявшись, не зажигая света, потому что я забыла задёрнуть маскировочные шторы, и потом вообще было как-то отрадно сидеть рядышком, глядя в тёмно-синее, уже по-ночному отяжелевшее небо, в котором привычно повис грузный аэростат…
Мы не выключали радио, и ровно в шесть часов утра снова раздался ставший самым близким и любимым голос Юрия Левитана:
— «Наши войска после ожесточённых боёв освободили…»
О, какое счастье было слушать его и представлять себе наши заснеженные города и деревни, из которых навсегда, на веки вечные прогнали фашистов!..
— Лежи, — сказала бабушка. — Сегодня — праздник, а поэтому я разрешаю тебе полежать подольше…
И мне и бабушке всё равно надо было во вторую смену, и я с удовольствием подчинилась ей.
Она принесла из коридора три полена берёзовых дров. Мы бережно расходовали дрова в ту холодную, ледяную зиму. Старались не топить каждый день. Но тут бабушка расщедрилась, запихнула все три полена в нашу железную печку-времянку, и вскоре весёлый огонь забушевал на дверце, железные бока празднично заалели, в комнате стало тепло, уютно… Совсем как до войны…
Я представила себе, как раненые в госпитале тоже слушают Левитана и тоже радуются, так же, как и мы…
— Сейчас сбегаю в госпиталь, — сказала я бабушке. — Погляжу на своих…
СЕМЬЯ
Незадолго до Нового года пришла я вечером в свою палату и увидела: на кровати Белова сидит женщина, немолодая, примерно такого же возраста, что и он. А возле окна стоит девочка, наверное, моя ровесница, поразительно похожая на Белова.
Когда я вошла в палату, Белов сказал:
— А, это ты…
И замолчал, как бы оборвав себя. Он показался мне каким- то ошеломлённым, что ли. Женщина — я поняла, что это его жена — смотрела на меня молча, сдвинув брови, сложив на груди руки.
Сизокрылов встал со своей койки, кивнул мне:
— Поди-ка сюда на минутку…
Мы вышли из палаты в коридор. Он приблизил губы к самому моему уху:
— Что тут было, если бы ты знала!
— А что? — спросила я.
— Вдруг гляжу, входят эти обе, его жена, стало быть, и дочка, а он до того удивился, до сих пор прийти в себя не может.
— Что, никак не узнаёт? — спросила я.
Сизокрылов махнул рукой.
— Какое там! Они к нему подошли, а он говорит: «Зачем вы здесь? Да на что я вам?..»
Не дослушав его, я вернулась в палату.
Жена Белова обернулась ко мне.
— Это кто писал письмо? — спросила. — Никак, ты?
— Да, — ответила я. — Я писала, а он диктовал. — В ту же секунду я почувствовала, как всё моё лицо, до самых ушей, заливает горячий румянец.
Она медленно покачала головой.
— Вот ведь какое дело получается… Мы с Нюрой приехали, а хозяин наш вроде бы и признавать нас не желает…
— Почему не желает? — тихо спросил Белов. Мне показалось, что он избегает смотреть на жену, чтобы не встретиться с ней взглядом.
Потом, словно нехотя, всё-таки взглянул на неё.
— Как Андрюша, здоровый?
— Здоровый, — ответила жена, — чего ему сделается…
Моя тёзка подошла ко мне.
— Ты, значит, ходишь в госпиталь, помогаешь раненым?