Мэри Сворд, приложив невероятные усилия, разрывая оковы, сцепляющие её веки. Перед ней, почтительно нагнувшись и облокотившись об изголовье кровати, стоял Монтегю Фил, он терпеливо ждал её ответа.
-Сколько времени, Монти? -невнятно промямлила она, устало зевая.
-Без четверти одиннадцати, мисс, - вежливо ответил тот. - Уже все собрались в гостиной и даже нотариус прибыл, а с ним и мистер Бенджамин... - он помолчал, обдумывая сказанное, а потом, словно извиняясь, добавил. - Мне кажется, что не появись вы в ближайшие несколько минут, они вскроют завещание без вас.
-К чёрту завещание, - со злостью выпалила она. Однако увидев замешательство на лице старого слуги, тут же поспешила добавить: - я скоро выйду Монти, - прибавила она, бережно беря его за руку.
-Хорошо мисс, - невозмутимо ответил он, - я буду ждать вас под дверью через полчаса. - Не расточая лишних слов и телодвижений, Монтегю поспешил, насколько это позволял его солидный возраст, очистить комнату.
Прежде чем хлопнула дверь, Мэри Сворд, бегло сделав некое кастрированное подобие кроватной зарядки, разбито поднялась со своего ложа. Подобной мрачности не знало её лицо ни до, ни после. Понять состояние девушки было очень просто: ведь когда из жизни уплывают на челнах смерти два самых любимых человека, один за другим, найти в этом искру радости весьма проблематично. «Роберт умер неделю назад, вчера мы положила отца в его последнее пристанище.. Кто бы мог подумать, что, когда мы с Чарльзом резвились на конях, он бился в предсмертных мучениях в схватке со смертью хотя мне говорили, что он ушёл тихо, но, скорее всего, это ложь. Если бы я знала! - Со страстью воскликнула она в своём сердце. - Я бы в жизни больше не прикоснусь к этим грациозным и достойным животны, которые неукротимо скачут промеж твоих ног, готовые унести тебя хоть на край света... - Она жёстко отогнала настигающие воспоминания. -. Папа лежал один, больной, умирающий, немощный старик, окружённый пустотой, да и компанией в виде Монти, Сьюзи, да и Фреда. Повезло же им... Они услышали его последние слова, держали его слабеющую руку до тех пор , пока вены не перестали качать кровь... Хотя... Кто же знал, что припадок случится вечером... - Подобная мысль мало её утешила, и раздражённая совесть вновь подняла свой обличительный голос. Жизнерадостные лучи прекрасного светила игриво порхали в её золотистых волосах. - Всё равно! Я должна была остаться дома. Ведь он мне рассказывал, про тот разговор с джентльменом в синем, он нам всем рассказывал. Однако серьёзно отнеслись к этому лишь Фред и Сьюзен, а я отнесла это к категории старческих бредней. Интересно, -внезапно прибавила она, озарённая вчерашним воспоминанием, - а не он ли это был на похоронах отца, когда вежливо предложил соболезнования Сьюзен, и долго-долго пристально вглядывался в папино лицо?» - Взбудораженная догадкой, она принялась лихорадочно перебирать все малейшие детали вчерашних похорон, вплоть до цветовой гаммы костюмов присутствующих, но, несмотря на все приложенные усилия, ничего нового вспомнить она не смогла, кроме того, что, когда гроб наконец положили в землю, он, джентльмен, с укором покачав головой и медленно удалился восвояси, искусно растворившись в толпе, точно сахар в горячей воде. Погружённая в свои тягостные мысли она плетущейся поступью пересекла комнату, активировала рычаг и незаметно для себя вошла в дверь.
Почему она вдруг резко перекинулась своим умом с смерти отца на таинственную фигуру незнакомца в синем? Потому что он был как-то замешан в таинственной биографии его Сворда? Почему что он мог дать ей ответы на вопросы непрерывно будоражившие её по ночам? Потому что он мог знать тайну смерти её мужа? Всё это отчасти правда, но главная причина заключается совсем в ином - ей непременно нужен был такой объект, который бы помог ей сдвинуть свою мысль с мёртвой точки смерти и беспросветного уныния. Нужна была этакая анестезия, чтобы приглушить боль зияющей раны, ведь, как известно, когда человек отстраняется от мучащей его боли, то неприятные ощущение в значительно мере затушёвываются, оседают на дно сознания, где проходят уже не таким болезненным фоном. Мысль о незнакомце в синем была настолько интересна, что могла оторвать внимание от отца, и в тоже самое время неразрешима - узнать, кто это был и какие цели он преследовал, теперь, после похорон, уже вряд ли получится, впрочем, это было на руку, - ведь Мэри знала, что чём дольше она будет думать о посторонних вещах, тем больше будет проходить времени с момента смерти отца, и тем быстрее будет заживляться рана, не раздражаемая ничем посторонним, по крайней мере, она так думала. Мэри прекрасно понимала бессмысленность своих догадок и предположений относительно таинственного джентльмена, понимала, но всё равно не переставала думать о нём, ограждая себя от душераздирающих самообличительных помыслов, словно ожидая какого-нибудь наития свыше, которое укажет ей правильный путь. Но оно не последовало.