Не долго раздумывая, Фир ловко, словно обезьянка, перелез через забор, вместе со всеми своими инструментами, даже не повредив свои брюки об острые шипы, венчающие верхушку забора.
Стряхнув несуществующую пыль, он внимательно оглянулся, рассматривая открывшуюся территорию. Почему-то он невольно вспомнил Касанду из «Гражданина Кейна» Орсона и согласился сам с собой, что некоторое сходственно, определённо, .имеется.
Исполинский участок имел прямоугольную форму и по всему периметру был тщательно обнесён забором, уходившим так далеко, что увидеть его конец с середины, где сейчас стоял Джеймс, было невозможно. Всё пространство прямоугольника, за исключением центра, была разбито мощёными дорожками тёмно-серого цвета на различные правильные геометрические фигуры, в основном параллелограммы: ромбы, квадраты, трапеции, прямоугольники. В тех местах, где дороги пересекались, образую небольшую площадь, высились или изящные фонтаны, изображающие аллегорические сцены, или же воздушные белые беседки, некогда сверкавшие белизной, а ныне почти полностью поглощённые лозой, которая, выйдя из зоны трельяжа, заключила всю конструкцию в свой плен. Территория была разделена невидимой рукой на две части: в первой, передней, находились исключительно изящные подстриженные кусты и декоративные деревья, вовсе не загораживавшие от зрителя раскинувшийся пред ним помпезный особняк, во второй же, задней, раскинулись уютные насаждения различных деревьев: палисандров, клёнов, вязов, орехов, яблонь, вишен и прочих деревьев, причудливо сгруппированных в захватывающие композиции. Отрадно представлять, как под этими благородными созданиями, некогда прогуливались владельцы этих мест, неспешно ступая по плиткам дороги, укрытые сенью могучих деревьев. Какие, наверно, трогательные сцены происходили на этих лавочках, стоящих вплотную к роскошной яблоне; какая красота открывалась здесь весной, когда природа, при помощи садовника, выставляла на обозрение людям свои пышные богатства. Теперь же дикие деревья, точно рыбы, вытащенные из воды, испуганно поглядывали по сторонам и мрачно покачивались под гнётом неистового ветра. Щедрой рукой архитектора по самым уютным и тихим уголкам этого парадиза были разбросаны, теряясь средь деревьев, романтические гроты, удобно обставленные для приятного времяпровождения. Среди деревьев сада, в одном из квадратов, высился бельведер, словно одинокий страж на службе, оформленный в виде полуразрушенной руины, с потресканными камнями и поросшими мхом ступеньками. Наискосок от него, в одной из трапеций, находящейся уже в передней части, расплылось во всю свою мощь большое рукотворное озеро неправильной формы, вытянутое в длину и сужающеюся к своим закрученным концам. Как говорят, в мутных водах этого запущенного водоёма всё ещё резвятся потомки некогда завезённых сюда рыбок, однако Фир решил это не проверять эмпирическим путём, хотя ему и было страшно интересно, но волнующеюся водной зыбью гладь это желание мгновенно отгонялось.
Пространство же передней части было разбавлено полями для различных игр: крокета, гольфа и других аристократичных увеселений, однако сейчас постороннему наблюдателю трудно было различить, где и что происходило, так как под влиянием неумолимого времени, почувствовавшая волю трава, разбушевалась и равномерно покрыла всю поверхность участка. В одном из прямоугольников мило теснился небольшой каменный дом, подозрительно напоминающий ферму Марии-Антуанетты, в котором прежние жильцы любили уединяться по томным вечерам, всецело предаваясь гложащим их думам наедине. Где-то вдалеке должны были стоять известные на весь Штат конюшни, однако, как ни всматривался Джеймс, увидеть их ему не удалось.
Подлинной жемчужиной и сердцем владений Сворда был его дом - «Имменс-Холл», по названию которого именовалось и остальное поместье. Пожалуй, в Восточных Штатах не было особняка прекраснее, чем это архитектурное чудо, будто воплотившее в себе весь дух Старого Мира. Это здание было воздвигнуто из небытия силой мысли тогдашней архитектурной знаменитости - Джона Тейлора, которому в этом способствовало целое полчище подчинённых зодчих.
Дом состоял из двух трёхэтажных главных корпусов, лежавших на горизонтали, лицом к входу в поместье, параллельных друг к другу, и из соединявших их двух крыльев, также параллельных друг к дружке. Голубой фасад, растянутый на сто метров и разделённый двумя ризалитами, был исполнен в претенциозном эклектичном стиле, сочетавшим в себе смесь барокко, классицизма и ренессанса. Внушительный карниз, самоотверженно ограждающий стены постройки от разрушительного действия дождя, ощетинился субтильным парапетом, на котором торжественно позировали статуи известных оружейников; внизу же, цоколь здания был целиком испещрён грубыми рустами, упрямо смотревшими на посетителей. Главный вход скрывался под могущественной сенью монументального портика, поддерживающего треугольный фронтон, в тимпане которого символически восседало Богатство, Мудрость и Сила, окружённые робким рядом почтенно склонившихся просителей. Выше, прямиком из крыши, стремительно вылетал изумрудный купол, словно стремясь пронзить небесный свод своим блестящим медным шпилем. По сторонам от портика фасад на уровне второго и третьего этажа прерывался, обнажая скромно выглядывающие лоджии, укрытые от внешнего мира спинами белоснежных сдвоенных колонн коринфского ордера. Сразу же за лоджиями начинался ансамбль полуциркулярных окон, увенчанных чередующимися лучковыми, треугольными и разорванными сандриками, раскреповоками и филёнками, искусно вписанных в композиционное единство, благодаря чему насыщенный декор не рябил в глазах. Окончания флигелей, украшенные разорванными лучковыми фронтонами, поддерживаемыми прелестными кариатидами, которое будто выплывали из стен, фланкировали центральный корпус, логически окончив архитектурный ансамбль своим веским словом.