Зеркал всюду было много, на некоторых, вместо черных трещин, следов перемещения Инкарни, появились блестящие разводы. Всюду были растения в горшках, которые Шайху называл единственными друзьями Ашдода. Дешевый телевизор рыбьим глазом экрана уставился на диван.
- Слушай, - сказал Шайху, сияя. - Можно я его подержу, а? А трогать вообще можно?
Амти была в квартире Ашдода всего один раз и без Шаула, Шайху еще не видел ее сына.
- Да, - сказала Амти авторитетно. - Его можно трогать.
И сама почувствовала себя намного младше рядом с Шайху. Даже ее серьезность стала детской, игровой.
Шайху взял у Амти Шаула, и тот сначала пришел в негодование, завизжав.
- Он никого не разбудит?
- Не. Ашдод и Яуди ушли делать что-то в стиле Перфекти. Кто их знает, наверное деревьям поклоняются, - сказал Шайху с недовольством, которого не сумел скрыть. Амти заметила, что по всей комнате развешаны картинки с мотыльками - похожие на детские рисунки или же анатомически подробные, все они изображали существ, стремящихся к свету. И готовых ради него умереть.
Перфекти куда больше напоминали Амти сектантов, чем ее собственные родичи. Впрочем, вполне возможно, Амти просто не хотелось признавать очевидного.
Шайху попытался покачать Шаула, но Шаул больно дернул его за ухо. Видимо, он испытывал необъяснимое неудовольствие от блеска сережки в ухе Шайху.
- Давай я. Ты слишком резко его взял, он испугался.
- Почему? Я ему не нравлюсь?
- Время для воображаемого Мелькарта: ты никому не нравишься.
Некоторое время Амти успокаивала Шаула, а Шайху смотрел за ними как завороженный. В конце концов, когда Шаул счел своим долгом перестать издавать свой чудовищный визг и полезть обниматься, Шайху сказал:
- Вот это да. Клево быть женщиной. Это ты приколись, ты в любой момент можешь сделать штуку, которая будет любить тебя просто так?
Амти даже не додумалась, что ему на это ответить.
- Наверное, - наконец, сказала она. - Хотя я так об этом никогда не думала.
Через некоторое время Шаул сам начал проявлять интерес к Шайху, тогда он вдруг подскочил, сказал:
- Я сейчас! У меня есть для него кое-что!
Через пять минут Шайху явился с большим мешком, наполненным разнообразными игрушками, продававшимися в комплекте с детскими шоколадками. Здесь было все: машинки, пингвины, принцессы, собаки и кошки, роботы, цветочки.
Амти вдруг вспомнила, как еще в Яме Шайху говорил, что не забрал из дома самое важное, а папу просить передать это через Мескете и Адрамаута стыдно.
Видимо, поскандалив с отцом, Шайху все-таки самое важное забрал.
- У тебя коллекция игрушечек из шоколадок?!
Шайху ничуть не смутился.
- Ну, - сказал он. - Ага. Здорово, да?
И тогда смутилась Амти, потому что это действительно было здорово. Через десять минут Шаул и Шайху уже играли, сидя на ковре. Шаулу нравилось заниматься сегрегацией, отставляя пингвинчиков в одну сторону, цветочки в другую, создавая таким образом отдельные группы. Шайху же нравилось все портить. И игрой с Шаулом он был увлечен явно намного больше, чем разговором с Амти.
Амти лежала на диване и заплетала пледу косички из бахромы. Ей было безумно уютно оттого, что в ситуации, где все страдают от мучительного бездействия, Шайху наслаждается отдыхом. Ей нравилась его веселая, оптимистичная трескотня, и она улыбалась.
- А ты знала, что из пяти путевых обходчиков в метро один пропадет без вести? Это из-за крыс, которые создали свое общество. У них есть подземные города, понимаешь? Они зеркально отображают Столицу, там даже улицы те же. Хотя называются, наверное, по-другому. А может быть так же, только на крысином языке.
- Думаю, если у крыс есть язык, он не только не родственен нашему, он должен полностью отличаться от нашего в основе своей символьной системы, что сделает почти невозможным перевод.
Амти легко подхватывала любой бред Шайху, и они могли обсуждать его часами.
- Знаешь, - сказал Шайху, отодвигая робота от его собратьев и переставляя к машинкам, за что тут же получил по руке от Шаула. - Они ведь могут копировать наш язык.
- У них нет способности понять его грамматическую структуру.
- А учебники?
- Они их едят.
Шайху вдруг посмотрел в окно, недовольно нахмурился.