- Знаю, - сказал он. - Это не совсем то слово. Но я думаю. Он во Дворе.
Адрамаут, значит, тоже во Дворе. У него какие-то дела. И Неселим все знал. А главное, конечно, о таких событиях не может не знать царица Тьмы. Амти издала звук, похожий на рычание и сама себе удивилась.
Она посмотрела на зеркало, чуть потемневшее от ее предыдущего путешествия во Двор.
- А что ты собираешься делать? - спросил Мардих.
Амти поймала его и посадила в карман платья.
- Просто пойду туда.
- А дальше? - протянул Мардих. - Я имею в виду, девочка, сделаешь-то ты что?
Амти не знала. Она могла бы обратиться к друзьям, если бы не была уверена, что все это подстроили ее друзья. Что можно было делать? Захватить в заложники Маарни и угрожать ей, чтобы Мескете вернула Шацара?
Вот почему она была такая напряженная и мрачная вчера. Амти сделала шаг от зеркала назад, потом снова вперед. Выдать Двор Государству и начать тем самым войну?
Единственный выход Амти видела в том, чтобы просто прийти и поговорить с Мескете. Она вспомнила, что Шацар объяснял ей про путешествия сквозь зеркала. Нужно было сосредоточиться на том, куда ей нужно попасть.
К Мескете, подумала Амти, я хочу попасть к Мескете. Мардих затрепетал крылышками. Насколько Амти знала, его природа не позволяла ему самому пересекать границу между мирами.
Ледяной океан, разливавшийся для Инкарни подо всеми на свете зеркалами с готовностью ее принял. И она в один единственный шаг покрыла расстояние между ней и Шацаром, ощущавшееся практически как смерть. Пустота внутри исчезла так же внезапно, как и появилась. Шацар был во Дворе, это ощущалось ясно. Более того, он был поблизости.
Боль усилилась. Амти казалось, будто что-то впивается в ее плоть, жжет под кожей. Мардих вспорхнул вверх из ее кармана.
- Плохо! Очень-очень плохо!
Амти осмотрелась. Судя по всему, они оказались во дворце. Однако, в этом помещении Амти никогда не была. Длинный коридор, куда больше напоминал о довоенных зданиях Государства. Прохладный воздух едва уловимо пах кровью, но в остальном Амти никогда не подумала бы, что она во Дворе. От мраморного пола отдавались ее шаги, дубовая дверь вела, судя по ее размерам, в какой-то большой зал, потолок был выкрашен равномерно белым, вдоль коридора стояли пустующие скамьи. Какое-то бюрократическое учреждение, вот и все. Характерная тишина и формальность, официальность в меблировке напомнили Амти о паспортном столе, где она была в четырнадцать.
Хотя людей было, конечно, намного меньше. То есть, их вообще не было. За дубовыми дверьми тоже стояла оглушительная тишина, однако смутное чувство жизни в зале ощущалось.
Но куда более отчетливо Амти чувствовала Шацара. Прежде, чем она поняла что делает, Амти толкнула дверь, входя в зал. В зал суда.
Сама планировка не настолько отличалась от подобных помещений в Государстве. Скамьи для зрителей открытого процесса, трибуна судьи, стол прокурора, за которым он сидел спиной к зрителям.
И, конечно, клетка обвиняемого. Шацар говорил, что металлическая клетка, отделяющая обвиняемого от обвинителя при всем их формальном равенстве перед законом нужна для дегуманизации, расчеловечивания преступника.
Присяжным становится легче вынести обвинительный приговор для человека, который уже находится в клетке, как животное.
Кто-то толкнул Амти в спину. Позади себя, у двери, она увидела Тварей Войны со звериными головами. Один из них осклабил собачью пасть, сказал:
- Чего стоишь? Быстро садись.
И Амти, повинуясь неожиданному приказу, села на скамью рядом. Только тогда до нее начал доходить весь абсурд ситуации - она снова посмотрела вперед и, наконец, ее мозг все считал правильно. В клетке, конечно, был Шацар. И если в Государстве обвиняемый просто сидел в клетке, то Шацар стоял. Он был сильно избит, Амти знала, однако лицо почти не тронуто, только снова кровила ссадина на губе. Его лицо, которое столько лет можно было видеть на каждом канале, в каждой газете Государства должно было остаться узнаваемым. Может быть, Адрамаут сам избавлял Шацара от синяков и ссадин. Амти ведь помнила собственные ощущения от ударов по лицу, которые доставались Шацару.
Шацар едва мог двигаться, от металлических прутьев шли железные цепи, заканчивавшиеся острыми крюками, впивавшимися в его грудь, спину и живот. Одежда была порвана в нескольких местах, и Амти видела, как крючья уходят под его кожу, впиваясь в мясо. Он истекал кровью. Некоторые из цепей, идущих дальше, держали Мескете, человек за столом прокурора и двое охранников у клетки.