Амти чувствовала влагу Эли на своих пальцах, сейчас она была теплой. Сначала кончила Эли, Амти ощутила, как судорожно ее тело сжимает ей пальцы, услышала ее громкий, бесстыдный вскрик. Когда Эли перестала касаться ее, Амти почувствовала как удовольствие ускользает, но уже через секунду она уложила Амти на лопатки и продолжила трахать ее так, как никогда еще не делала этого. Оргазм оказался точно таким же, как и секс - болезненным, низ живота будто онемел, и все внутри взорвалось от болезненного удовольствия.
Они лежали рядом, не шевелясь. Довольно долго Амти просто смотрела, как проплывают сверху облака. Платье на ней было задрано, открывало синяки и царапины. Эли выглядела не лучшим образом.
Голос ее доносился до Амти будто сквозь какое-то марево.
- Ты ведь и вправду меня не знаешь, - сказала она без злости. - Совсем-совсем. И я тебя тоже, хорошая девочка из хорошей семьи, богатая и балованная, не приспособленная к жизни, вот и все. Ты мечтательная, чувствительная и постоянно плачешь. Любишь читать романы о прошлом и рисовать. Я больше ничего не знаю.
- Ты злая, ты жила в детдоме. Ты любишь глянцевые журналы, косметику и шмотки. Тебе не нравятся мужчины. Я имею в виду, по-настоящему. Ты любишь танцевать и плохо поешь. Я тоже больше ничего не знаю.
Амти помолчала, а потом добавила:
- Расскажи мне то, что тебе кажется важным.
Эли надолго замолчала. Она задумчиво водила пальцем по бедру Амти. Потом вдруг села, обхватив руками колени.
- Там, где мы с Аштаром жили было чудовищно. Не то чтобы мы были голодные или что-то вроде. Еды хватало, и это нам нравилось. После времен, когда мы ели только то, что могли украсть. Там были всякие взрослые. Все они называли себя нашими мамами или папами, не били нас, не приставали. Дали нам всякий кров и еду. Это же хорошо? Ну типа. Только еще они могли отправить нас в психушку. Многих отправляли, кто плохо себя вел или шумел ночами. Один раз отправили мальчика, который просто украл у учителя деньги. Красть плохо, ну да. Его там обкололи лекарствами после которых он, вернувшись, неделю не разговаривал. Это все для нашего же блага. А после всего нам было просто некуда идти. Знаешь чего ты не поймешь никогда? Я хотела стать учителем. Но будь у меня хоть все одиннадцать классов школы там, я не смогла бы никуда поступить. У меня не было бы аттестата о нормальном среднем образовании. Ну, знаешь, стране ведь нужны не только врачи и учителя, ученые там, вроде твоего папки. Еще нужны люди, чтобы работать на заводе. Я была человеком, чтобы работать на заводе. Чем я еще могла заняться после всего? Мне было одиннадцать, и я уже все понимала. Что не стану я кем хочу, а стану кем надо. Пойду в один из техникумов при детдоме. Мне было так обидно, и я ужасно хотела доказать себе, что все взрослые - плохие. Что это они не добро так творят, а делают зло с приличными рожами. Я мечтала, чтобы кто-нибудь из учителей пристал ко мне. Мне хотелось доказать себе, что они гребаные извращенцы, маньяки. Я думала, что тогда смогла бы отсюда выбраться. Не помню, почему я тогда так думала. Это случилось после урока математики. Я никогда не успевала по программе. А ведь она у нас была намного слабее, чем в обычных школах. Он велел мне остаться после уроков. У него были круглые очки и мерзкие, маленькие, кротовьи глазенки. И руки с аккуратно остриженными ногтями, будто он угол среза линейкой вымерял. Я вроде как сразу не поняла, что случилось, когда он на меня накинулся. И я не поняла, что сама это делаю, что это моя магия так меня предает. Все произошло так быстро. Я лежала на столе и смотрела на таблицу умножения, висящую на стене. Чтобы не было так противно, я умножала в уме цифры и смотрела там ответ. Ни разу не получилось правильно. Потом я рассказала об этом Аштару. И мы сбежали.
Амти не знала, что сказать. Ей было так жаль, но все слова казались такими незначительными и пустыми. Амти подалась к ней, обняла ее и поцеловала в скулу. Так нежно, как только могла, и после всей боли, которую они друг другу причинили, было удивительным так целовать Эли.
- Милая, - начала было Амти, но увидела, что рядом сидит уже не совсем Эли. На лице у нее было безмятежное выражение, она протянула руку, и на ребро ее ладони сели две крохотные, девичьи-розовые птички с черными глазками, похожими на бисеринки. Они казались пушистыми комочками ваты. Местная живность очевидно не боялась богини внутри Эли.
- Темнеет, - сказала Эли задумчиво и тихо, а потом открыла ладонь, и птички упали в ее руку, она поймала их и сжала кулак. Красное потекло вниз, и хлопья перьев оказались приклеены к сиропу из крови и мяса.