- Ты злишься? - спросил он. - Но ты ведь сама спросила, за что я ее любил. Я тебе ответил. После того, как я последовательно отвечаю на все твои вопросы, ты злишься. Почему? Я должен тебе лгать, чтобы не расстроить тебя?
Он перехватил Амти за подбородок, сказал:
- У тебя усталый вид. Когда ты в последний раз нормально спала?
- Давно, - ответила Амти. В голове все рассеивалось, соображала она плохо, зато чувства стали удивительно ясными. Шацар уложил ее с максимально возможным комфортом - песок под головой, покрытый ее ветровкой казался почти подушкой. Шацар гладил ее по голове, а Амти думала, что уже никогда не сможет заснуть - голова была тяжелой и пустой.
Шацар гладил ее, мерно и медленно, как кошку. Амти отстраненно подумала о том, что никогда не заменит Шацару ее маму. О том, что сама все испортила, задав этот глупый вопрос. Зачем она это сделала? У Амти не было ответа.
Шацар продолжал ее гладить, и Амти лениво думала о том, мечтает ли он все еще о маме, а если да - будет ли мечтать о ей всегда. Его рука скользнула к ее руке, сжала ее пальцы. А потом Шацар приподнял ее, и положил ее голову к себе на колени, Амти недовольно заворчала, но не двинулась с места. Она обняла его руку, притянула к себе, прижавшись губами к пальцам.
- Ты, - сказал Шацар, и замолчал, в этой тишине таким оглушительным казалось Амти потрескивание огня.
- Ты не понимаешь, - продолжил он. - Нельзя одинаково относиться к двум людям на свете. Я со своей любовью к мертвой женщине и ты со своей любовью к, если быть точным, такой же мертвой женщине, это совсем не то, что я и ты.
- А у нас тогда что? - прошептала Амти. - Ты и я, это тогда что?
Шацар не ответил, только нежнее принялся перебирать ее волосы свободной рукой.
- Ты пошла за мной дальше края света, - сказал он. - Я не знаю. Я не понимаю, зачем.
- Ты сделал бы то же самое ради меня?
- Да. И я снова не понимаю, зачем.
В его голосе Амти услышала почти отчаянную попытку объяснить что-то хотя бы самому себе.
- Тебе больно, - сказала Амти.
- Нет, ты удобно лежишь.
- Я имею в виду - внутри.
- У меня нет внутренних кровотечений, я почти уверен.
- Ты понимаешь, о чем я говорю.
Шацар надолго замолчал, и Амти чувствовала на губах его пульс. Спустя некоторое время, он сказал:
- Да. Понимаю. Больно. Спи. В литературе этот прием называется парцелляция.
Амти замолчала. Ей не хотелось делать ему больно, задевать его, причинять ему неудобство. Он был ей родной человек, и в эти часы - родной как никогда. Она замолчала, пригревшись от его прикосновений. Прошло несколько минут, прежде чем Шацар снова начал говорить.
- Когда я впервые увидел ее, это было будто во мне что-то умерло. Я ненавидел ее за это. Долгое время желал ей смерти. Любовь - самое ужасное чувство, которое я испытывал. Любить больно. Это уродливое чувство, оно делает тебя калекой. Любить страшно, ты больше не отвечаешь за себя. Но еще хуже, когда все заканчивается. Любовь от себя отрывают с мясом. Иногда мне кажется, будто часть меня ушла с ней, в могилу. Там, где теперь ее зубы и кости, больше ничего уже и нет, осталось что-то от меня. Раньше говорили, что смерть - царь ужасов, но это неправда. Смерть есть ничто, избавление. А вот любовь - пытка. Царица ужасов. Я не хочу любить, никогда и никого больше. Надеюсь, этого никогда не случится. Кроме того, я совершенно не уверен в том, что умею делать это так, как другие люди. Мне кажется, я делаю что-то неправильно, это даже может быть причиной боли. Как если неправильно зафиксировать сломанную кость. Я совершенно не способен дать тебе то, о чем ты читала в книгах и то, чего ты всегда ждала. Полагаю, ты можешь воспринять это как ущербность. И будешь в своем праве. Я снова сказал тебе неприятную правду, однако мы можем закрыть этот разговор раз и навсегда. Я понимаю, что тебе, как юной и чувствительной натуре, хотелось бы услышать что я тебя люблю, однако я не собираюсь тебе лгать. Мне хотелось бы быть честным с тобой от начала и до конца, пусть это не всегда приятно.
Амти слушала спокойно. Неожиданно для себя Амти даже не почувствовала обиды. Все было очень просто: интенсивные чувства делали Шацару больно. И ему было страшно испытывать что-то подобное. Он был как маленький мальчик, и Амти стало ужасно жалко его. Его самого никто и никогда не любил по-настоящему, и он не знал, что это бывает не только ужасающе больно, но и невероятно прекрасно.