Выбрать главу

- Нет, - сказала Яуди. - Это игра для лицемеров, которые не могут высказать свои убеждения кому-то в лицо.

Шацар, все это время не сказавший ни слова, и на этот раз смолчал.

Некоторое время они шли молча, а потом Яуди сказала:

- Геноцид. Преступления против человечности. Массовые казни. Резня. Смерть. Смерть. Смерть.

Все это она сказала очень спокойно, а потом, прежде чем Амти успела среагировать, так же спокойно добавила:

- Неужели вы думали, господин Шацар, что мне не захочется вас об этом спросить?

Шацар шел молча, иногда он потирал друг о друга пальцы, будто пробовал на ощупь воздух. Пески переливались из золота в красное, одно лишь небо над ними оставалось в неподвижной синеве. Изредка вверх взвивались пустые, сухие, безнадежные растения.

В конце концов, Шацар сказал:

- Однако, я думал, что об этом спросит Эли. Для нее этот вопрос казалось бы актуальнее.

Эли мотнула головой, потом фыркнула с презрением:

- А я все понимаю.

- Хорошо, - сказал Шацар, будто это понимание действительно его устраивало, а может быть даже и радовало. Еще некоторое время они шли молча. Амти и Мардих совершенно одинаково повесили головы. И Амти с точностью знала, что чувствует в этот момент бедный, старый сорокопут.

Тяжело любить кого-то, кто причиняет миру столько боли. Тяжело и страшно. И совершенно точно никто этого не поймет.

- Но правда, - продолжила Яуди. - Я не могу понять. У меня в голове не укладывается. Вы ведь тоже - Инкарни. Это ваш народ, который вы предали. У вас ведь тоже когда-то были семья, друзья, господин Шацар.

В тоне Яуди не было никакого морализаторства, она просто пыталась понять. Шацар пожал плечами, потом сказал:

- Со всей очевидностью какая-то семья у меня была.

Эли хихикнула. Амти сказала:

- Ты уверена, что тебе правда нужно знать ответ?

Он не будет хоть сколько-нибудь разумным, Амти знала. Но Яуди сложила руки на груди, даже едва не навернулась в горячий песок.

- Да, мне нужно знать ответ. Почему человек может быть и таким. Почему человек, способен причинить другим столько боли? Зачем? Вы ведь даже не злой, в вас даже этого нет. Это абсурдно.

Яуди и Шацар выглядели так, будто решают какую-то сложную задачку. Амти неожиданно подумала, что в чем-то они все-таки похожи. Шацар облизнул пересохшие губы кончиком языка - движением вовсе ему не свойственным. Он сказал:

- Потому что это легко. Была Война, и сделать это было легко. Именно тогда и именно с Инкарни. Потому что люди были к этому готовы. Не такие люди, как я. Обычные люди. И такие люди как ты, в том числе. Что-то я не сталкивался с организованным сопротивлением Перфекти, дочь света. Я не слышал голосов тех, кто не был готов убивать. У меня бы ничего не получилось без вас всех. Без ваших родителей, знакомых, друзей. Очень легко сказать, что я один ответственен за все. Что лично я расстреливал всех этих невиновных, хоть ты и забываешь, что только до поры до времени невиновных, людей. Но я не делал этого лично. Очень сложно понять, что делаешь что-то неправильное и плохое, если не видишь крови. Правда? Все эти люди, которые никогда не видели крови, восемьдесят миллионов, молча согласились с тем, что на земле есть люди, недостойные жить. Вот тебе ответ на твой вопрос. Тезис: Я сделал это, потому что это было легко. Встречный вопрос: Почему с этим согласились остальные? Почему это, в конце концов, было легко? Почему ты не протестовала? Почему жила обычной жизнью?

- Я была бы мертва, если бы протестовала.

- То есть, ты больше боишься быть мертвой, чем содействовать убийствам.

- Но это была бы напрасная жертва.

- А если бы было восемьдесят миллионов напрасных жертв? Хотя бы пятьдесят. Что ты думаешь об этом?

Яуди надолго замолчала. Она взяла у Эли бутылку с водой, смочила губы. Они брели под палящим, жарким небом, и у Амти не было сил думать о том, что было бы, найдись в Государстве люди, по-настоящему желающие спасти Инкарни, не являясь при этом Инкарни. А что было бы, будь их много? Наверное, гражданская война. Новая Война. Наверное, Шацар бы все равно победил. Очень просто сказать себе, что все безнадежно.

- Да, - сказала Яуди. - Вы правы, господин Шацар. Но восемьдесят миллионов человек не на вашем месте. Вы не молчаливый соучастник, вы - убийца.