— Надеешься? — её голос нехарактерно монотонен.
— Фэллон прыгнула в канал, потому что группа фейри напала на её змея.
Бабушка закрывает глаза. Я чувствую, как её губы произносят моё имя, хотя она и не издает ни звука.
— Они также назвали меня шлюхой, нонна. Поэтому Мин… змей атаковал их.
— Мин?
Я прикидываюсь дурочкой и наматываю на палец мокрый локон.
— А?
— Это тот змей, которого ты кормишь и с которым играешь, когда возвращаешься ночью домой?
Мои пальцы застывают, сделав полуоборот, и я смотрю на бабушку в изумлении.
— Като знает о вашей… дружбе.
Теперь я в изумлении смотрю на него, а потом опять на бабушку.
— Я не знала, что вы об этом знаете.
— Капелька… — вздыхает она. — Я прикидывалась дурочкой только потому, что не хотела с тобой ругаться.
— Он такой один? — спрашивает Като. — Или у тебя есть ещё друзья среди змеев?
— Только Минимус.
Я закрываю рот рукой. Это всего лишь имя, и всё-таки мне кажется, что я предоставила бабушке и Като власть над моим зверем. Что если они смогут подозвать его, используя его имя? Что если…
— Пожалуйста, не причиняйте ему вреда.
Свист чайника разрезает напряжённую атмосферу.
Бабушка заливает водой пучок сухих веточек и желтых лепестков, а затем относит чайник на стол и достает две кружки. Намек на то, что Като пора уходить? Она наполняет их и двигает одну кружку в сторону сержанта.
Похоже, что нет.
Другую она оставляет себе.
Видимо, я сегодня не заслуживаю чая. Я слишком гордая, чтобы попросить у неё кружку, поэтому я направляюсь к лестнице.
— Сядь, Фэллон.
Голос моей бабушки заставляет все мои позвонки напрячься.
Я указываю на стол.
— Я решила, что я не приглашена на чаепитие.
— Приглашена. Теперь сядь.
И хотя это последнее, что я хочу делать, я достаю из-под стола стул и совсем не грациозно плюхаюсь на него.
Она ставит передо мной ещё одну кружку, которая наполнена водой такого коричневого цвета, как вода в канале. Я нюхаю её. Пахнет она точно так же.
— Сначала выпей это, а уже потом я дам тебе что-нибудь повкуснее.
Я не пропускаю то, как нахмурилось лицо Като. Его выражение определенно копирует мое.
— Это что-то вредное?
— Не для тебя.
— Не убедительно.
— Пей.
Она садится на стул напротив Като, её шаль спадает с плеч.
— Что за фейри ты разозлила?
— Птолемея Тимеуса.
Като обхватывает длинными пальцами изящную ручку кружки. Это один из тех немногих предметов, которые бабушка привезла из своего бывшего дома.
— О, Капелька…
Я так понимаю, он известен в Люсе.
— Этот мужчина — свинья, бабушка. Хотя я беру свои слова назад. Это нечестно по отношению к свиньям.
Като фыркает.
А бабушка нет.
— Он, может быть, и мерзкий, но он также влиятельный, в отличие от нас.
Через мгновение она спрашивает:
— Ты говорил о деньгах. Он попросил, чтобы ему заплатили за молчание?
— Нет. За ремонт лодки.
— Ремонт лодки? — бормочет она.
Я сосредотачиваюсь на своём зловонном напитке, который я пока не решилась попробовать.
— Минимус вроде как… ударил лодку маркиза о берег.
Лицо бабушки краснеет.
— И мы должны за это заплатить, но почему?
— Потому что у Минимуса нет сбережений.
Прищурив глаза, она смотрит на меня, по-видимому, не находя мою шутку смешной.
— Я серьёзно, Фэллон.
— Он заявляет, что я заставила Минимуса это сделать.
— Так и было?
— Нет. Минимус пытался меня защитить, потому что он, должно быть, почувствовал, что Птолемей Тимеус, — я пытаюсь запомнить его имя, — домогался меня.
Бабушка молчит в течение целой минуты. Я вижу, что она сердита, но на кого: на меня, на Минимуса или на Птолемея?
— Он ведь не может доказать, что ты приказала змею напасть на него, верно?
— Я не приказывала…
Её высокомерно приподнятые чёрные брови указывают на то, что мой ответ ей не нужен. Она хочет услышать версию Като.
— Нет, он не может это доказать. Но с ним были ещё три фейри, и они все видели, как она кинула туфлю ему в голову.
Я закатываю глаза.
— Это была тряпичная туфля, а не железный дротик.
— У нас не разрешается покушаться на горожан, Фэллон, — говорит он спокойно.
— Он покусился на мою репутацию своими словами.
— Ты не заметила форму его ушей и длину волос? — Като стучит пальцами по грубо отёсанному дереву.
— Это совершенно несправедливо.
Обычно я не ною, но сегодня я это делаю.