Я отступаю, желая получше разглядеть предмет пророчества Бронвен. Жаль, что она не объяснила, что делать с этими воронами после того, как я их соберу. Неужели все они оживут? А моя спальня превратится в птичник? Одного ворона ещё можно как-то спрятать, но пять? Бабушка точно о них узнает.
Военная лодка проплывает под моим окном, и моё сердце совсем замирает, так как я замечаю на борту капитана Сильвиуса Даргенто.
Я хватаюсь за занавеску в цветочек, которая безвольно повисла вдоль закрытого окна, и тяну за неё.
— Что бы ты ни делал, — говорю я, едва шевеля губами, — не двигайся.
Сильвиус выкрикивает моё имя, а затем отдаёт приказ, обращаясь к мужчине, который управляет лодкой.
Тысячи мурашек бегут по моей коже.
Он заметил птицу.
О, Боги, он заметил птицу.
Мне следовало сразу же задёрнуть занавеску. Она хоть и тонкая, но скрыла бы нас из виду.
— Синьорина Росси? — он жестом приказывает мне открыть окно.
Моё сердце заходится, и по венам проносится так много крови, что порез начинает пульсировать, а повязка намокает.
Самая ужасная идея — это открыть сейчас окно.
— Синьорина Росси? Окно!
— Я и так вас прекрасно слышу, капитан, — громко кричу я в ответ.
Его челюсть раздраженно напрягается.
— У меня приказ отвезти вас во дворец, — говорит он, а затем слегка насмешливо добавляет: — У вас свидание с монархом.
— Разве?
Я думала, что Данте не сможет увидеться со мной до следующей недели. А тем более посреди дня.
— А не слишком ли рано?
Чёрные брови Сильвиуса опускаются.
— Сейчас два часа дня.
— А разве Данте не занят своими… военными делами?
Или что он там делает днём.
Всё, что я знаю о жизни военных, это то, что солдаты тренируются по утрам. За все эти годы я наблюдала за ними достаточное количество раз из своего окна, восхищаясь тем, как блестит пот на их коже, как перекатываются их мускулы, и с какой лёгкостью они обращаются с мечом.
Лодка проплывает вдоль узкой полоски суши, окаймляющей наш дом.
— Занят военными делами? — Сильвиус фыркает. — Скорее развлекается с одной заграничной принцессой.
Ревность воспламеняет моё нутро.
— Должен ли я забрать вас с порога вашей спальни, или вы спуститесь вниз сами?
— Я сама спущусь! Дайте мне пять минут!
Я задергиваю занавеску.
Я трачу минуту на то, чтобы выровнять дыхание, а потом ещё одну на то, чтобы осмотреть комнату в поисках места, где я могла бы закрыть ворона, потому что я не доверяю этому животному. Смогу ли я засунуть птицу обратно в сумку? Если у меня это получится, тогда я могу её застегнуть и спрятать у себя под кроватью.
Моя голова снова начинает пульсировать. Я думала, что у меня будет больше времени на то, чтобы познакомиться с вороном и, возможно, найти способ его понимать. Меня охватывает сильное желание отменить своё свидание, но затем я вспоминаю, что одна из реликвий находится во дворце.
Должно быть, это снова дело рук Бронвен. Если Данте приведёт меня к ворону, тогда я буду на сто процентов уверена в её магическом вмешательстве.
— Ладно, Ворон, пора спускаться. Либо ты прячешься в шкафу, либо в сумке. Выбирай.
Он ничего не выбирает.
Я начинаю расстёгивать платье и параллельно соображаю, как мне поймать птицу. Если она начнёт летать по комнате, то люди на пришвартованной лодке заметят движение в окне сквозь слишком тонкую занавеску.
Я переступаю через платье, лежащее на полу, и готова поклясться, что взгляд ворона опускается на мои голые щиколотки, а затем медленно поднимается по моему телу. Мне даже хочется прикрыться, но ведь вороны — это птицы, а не люди. Даже самцы.
А он вообще самец? Вероятно, нет. Ничто не торчит у него между ног. Но если подумать, я никогда не видела, чтобы что-то торчало между ног у журавлей, уток и других крылатых существ. Почему я вообще размышляю о гениталиях птиц? Ах, да… потому что этот извращенец уставился на меня.
Воспользовавшись тем, что ворон отвлекся, я поднимаю руку вдоль шкафа и хватаю его.
Животное застывает в моих пальцах. А затем…
Затем оно дематериализуется в чёрный дым.
ГЛАВА 25
Я так быстро отдёргиваю руку, что ударяю себя в грудь.
Тёмный дым окутывает белый потолок, и существо, которое я освободила, начинает клубиться по моей комнате, а затем взгромождается на изголовье кровати. Пары конденсируются обратно в острые как бритва чернильно-синие перья, которые переливаются в жёлтом свете, проникающем сквозь занавеску.