Клэр улыбнулась ей, немного туманно; начало действовать обезболивающее. Ее снова знобило. «Спасибо, Ева», - сказала она. «Это просто… ух».
«Да, ну, на сегодня ты заслужила небольшой ух». Ева пожала плечами, и ответила ей очаровательной улыбкой. «Спи спокойно. И не беспокойся, вампиры сюда не сунутся. Этот дом защищает, даже если мы не защищены».
Клэр обдумывала это несколько секунд после того, как Ева вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, а потом ее сознание растворилось в радостных ощущениях от мягкости подушек и матраса, и от того, как хрустели простыни…
Ей снился странный сон: тихая комната, в которой, на бархатной софе, сидел кто-то бледный, переворачивал страницы книги и плакал. Ее это не напугало, точнее, она почувствовала холодок, он появился и исчез, а дом… казалось, дом был наполнен шепотом.
Потом она погрузилась во тьму, и больше не видела снов.
Ни о Монике.
Ни о вампирах.
3
Она панически встрепенулась в темноте, стряхнув при этом пакет со льдом – теперь в нем плескалась вода – с подушки на пол. В доме было тихо, если не считать пугающих скрипов, производимых домом ночью. Снаружи ветер трещал сухими листьями на деревьях, а из-за двери спальни она услышала звуки музыки.
Клэр выскользнула из постели, нащупывая лампу, и нашла ее рядом с кроватью – стеклянная в стиле Тифани, очень милая – и цветная вспышка света отогнала надвигающийся на нее страх. Музыка была медленной, мягкой и созерцательной, своего рода альтернативная гитара. Она надела свои туфли, взглянула в зеркало на шкафу, и осталась в шоке. Ее лицо все еще болело, и понятно почему – правый глаз заплыл, кожа вокруг него побагровела. Разбитая губа блестела и тоже выглядела неприятно. Всегда бледное лицо было бледнее обычного. Короткая неровная стрижка сильно растрепалась от подушки, но она быстро привела волосы в подобие порядка. Она никогда не применяла много косметики, даже когда брала ее без спроса у мамы, чтобы попробовать, но сегодня, наверное, немного тонального и корректирующего крема не помешало бы… Она выглядела потрепанной, побитой и бездомной.
Ну. В конце концов, это чистая правда.
Клэр сделала глубокий вдох и открыла дверь спальни. В холле теплым сияющим золотом горел свет; внизу в гостиной звучала музыка. Она посмотрела на часы, висящие на дальней стене; минула полночь - она проспала больше двенадцати часов.
И пропустила занятия. Не то чтобы она хотела появиться на людях в таком виде, даже если не считать паранойей угрозу Моники... но позже ей придётся нанести удар по книгам. По крайней мере, книги не дают сдачи.
Синяки уже болели не так сильно, и голова болела совсем чуть-чуть. Хуже всего было с лодыжкой; пока она спускалась вниз по лестнице, ее ногу пронизывала острая колющая боль.
Она была на полпути вниз, когда заметила парня на диване, на котором раньше в развалку сидел Шейн. У него в руках была гитара.
О. Музыка. Она думала, что это запись, но нет, она была настоящей, она была живой, и ее играл он. Она никогда раньше не слышала живой музыки, действительно воспроизводимой вживую, такую, как эта. Он был великолепен.
Она смотрела на него, застыв, потому что он еще не подозревал о ее существовании; был только он, гитара и музыка, и если бы она могла описать словами, то что видела на его лице, это было что-то поэтичное, навроде печали. Он был блондином, его волосы были подстрижены примерно как у Шейна, беспорядочными прядями. Не такой крупный как Шейн, и не такой мускулистый, но примерно такого же роста. Он тоже был в футболке - черной, с логотипом пива. В синих джинсах. Без обуви.
Он перестал играть, опустил голову, и дотянулся до бутылки пива на столе перед собой. Он чокнулся с воздухом. «С днем рожденья, чел». Сделал три глотка, вскинув голову, вздохнул, и поставил бутылку на место. «Это домашний арест. Какого черта. Признай это или поплатишься».
Клэр кашлянула. Он испуганно обернулся, и увидел ее на лестнице; секунду или две он смотрел, нахмурив брови. «О. Ты та девушка, что хотела взглянуть на комнату, про которую говорил Шейн. Хей. Спускайся».
Она спустилась, стараясь не хромать, и когда она вышла на свет, увидела, как его быстрые, умные голубые глаза подмечают синяки.
Он не сказал об этом ни слова. «Я Майкл», - сказал он. «А тебе еще нет восемнадцати, так что разговор будет коротким».
Она с размаху села с бьющимся сердцем. «Я учусь в колледже,» - сказала она. «Я первокурсница. Меня зовут…»
«Хватит заливать, мне все равно, как тебя зовут. Тебе нет восемнадцати. Готов поспорить, что тебе и семнадцати нет. Мы не принимаем в этот дом, тех, у кого нет прав». Его голос был глубоким, теплым но твердым, по крайней мере сейчас. «Не то чтобы ты подписываешься в Центр оргий, но извини, мы с Шейном вынуждены думать о подобных вещах. Ты живешь здесь и кто-нибудь начинать подозревать, что здесь, что-то не так…»
«Постой», - сказала она не подумав. «Я не собираюсь этим заниматься. Или говорить об этом. Я не буду втягивать вас в неприятности. Мне престо нужна…»
«Нет», - сказал он. Он уложил гитару в футляр и закрыл его. «Прости, но ты не можешь здесь остаться. Таковы правила».
Она чувствовала, что все идет к этому, но позволила себе подумать: Ева была милой, и Шейн не был ужасен, и комната была хорошей, но взгляд в глаза Майкла добил ее. Окончательный и бесповоротный отказ.
Она почувствовала, что ее губы трясутся, и возненавидела себя за это. Почему она не может быть задиристой холодной стервой? Почему она не может постоять за себя, когда надо, не ударившись в слезы, как дитя? Моника не стала бы плакать. Моника нашла бы, что ответить, сказала бы ему, что ее вещи уже в комнате. Моника швырнула бы ему деньги на стол и он бы не посмел вернуть их назад.
Клэр полезла в свой задний карман и достала свой бумажник. «Сколько?» - спросила она, и начала отсчитывать купюры. У нее было двенадцать, этого должно хватить. «Трех сотен достаточно? Я могу достать еще, если нужно».
Майкл откинулся назад от удивления, слегка нахмурив лоб. Он взял пиво и отпил немного, пока размышлял. «Как?» - спросил он.
«Что?»
«Как ты достанешь еще?»
«Найду работу. Продам вещи». Не то чтобы у нее было что продавать, но в крайнем случае она может в панике позвонить маме. «Я хочу здесь остаться, Майкл. Я очень хочу.» Она была удивлена твердости своего голоса. «Да, мне меньше восемнадцати, но я клянусь, у вас не будет проблем из-за меня. Я не буду пересекать вам дорогу. Я хожу в колледж, и учусь. Это все, что я делаю. Я не гуляю и не хожу на вечеринки. Я могу быть полезной. Я… Я буду помогать убираться и готовить».
Он поразмыслил над этим, глядя на нее; он был из тех, по кому видно, как он думает. Это было немного пугающе, хотя он, наверное, не пытался так выглядеть. Это было с его стороны… так по взрослому. Так уверенно в себе.
«Нет», - сказал он. «Прости, дитя. Но тут слишком много риска».
«Ева совсем чуть-чуть старше меня!»
«Еве восемнадцать. А тебе сколько, шестнадцать?»
«Почти семнадцать!» Если немного растянуть понятие почти. «Я правда учусь в колледже. Я первокурсница, взгляни, вот мой студенческий билет…»
Он пропустил это мимо ушей. «Возвращайся через год. И мы поговорим об этом», - сказал он. «Послушай, пожалуйста. Что на счет общежития?»
«Если я там останусь, они убьют меня», - сказала она, и опустила глаза на свои сцепленный руки. «Они пытались убить меня сегодня».
«Что?»
«Другие девчонки. Они побили меня и столкнули с лестницы».
Молчание. Довольно долгое. Она услышала скрип кожи, а потом Майкл оказался на одном колене за стулом. Прежде чем она успела его остановить, он уже проверял шишку на ее голове, наклонив голову назад, чтобы получше разглядеть, бесстрастно рассмотрел синяки и порезы. «Что еще?» - спросил он.