Она сложила ладони на уровне груди.
— Ничего, ничего, — ответил дом с нотками обиды в голосе, — это умрет во мне. Это, конечно, не то, что я ожидал, на что надеялся. Но пусть, пусть! Вообще сомневаюсь, что кому-нибудь приятно услышать, что он сумасшедший…
— Я не говорила этого! — запротестовала Ника.
— А неадекватный? — горько, с патетикой произнес дом. — А я ведь ничего плохого вам пока не сделал!
— Пока? — удивился Славка.
— Ну, это форма речи такая, — стушевался дом. — Я думаю, не стоит нам ссориться с первого же дня общежития, да?
— Простите меня, пожалуйста, — сказала Ника.
— Ах, не могу долго обижаться! — воскликнул дом. — Вы прощены! Нет, у меня, конечно, есть странности, но это личное, понимаете? Поэтому забыли последние пять минут, не было их, не было, чик-чик, я оставляю вас, у меня дела.
Снова раздались скрипучие шаги вниз.
Ника примостила голову на Славкину грудь. Славка дышал ровно и убаюкивающе. Рука его поднялась до Никиных волос и легко их касалась.
— Не волнуйся, вы поладите.
Ника вздохнула.
— Он все же… впечатлительный.
— Других поблизости все равно не было, — сказал Славка. — А тут и мне до работы близко, и до твоего детского садика монорельс ходит.
— Терраса хорошая.
— Ага. А вид? Поставишь туда мольберт…
— И кресло-качалку.
— Шезлонг. Будешь загорать топлесс.
— Вижу-вижу, куда сворачиваешь! — рассмеялась Ника.
— Куда? — сделал невинные глаза Славка.
Но пальцы его побежали по Никиной спине, забираясь все дальше, все ниже.
Через секунду они уже освобождались от одежды — брюки, рубашка, носки комкались по одну сторону кровати, а юбка, блузка, лифчик, трусики — по другую.
Оставшийся в трусах Славка, прежде чем разоблачиться окончательно, стыдливо, на цыпочках, пересек комнату и прикрыл дверь.
Ну так, для приличия.
До полудня они потом нежились в постели, целовались и дурачились. Дом их не беспокоил, даже робополотеров на втором этаже не запускал.
— Эх, — сказал Славка, заложив руки за голову, — а завтра на работу.
— И правильно. Вон, — Ника ущипнула его за живот, — уже жирок…
— Ай! — Славка изогнулся, отдаляя нежное место от пальцев жены. — Ника! Это как раз рабочий жирок. Я же экстренный инженер, я сижу и наблюдаю за техпроцессом по мониторам. И даже вмешаться не могу. То есть, мое вмешательство — это ткнуть в нужную пиктограммку, если что.
— Сейчас я ткну тебя в пиктограммку! — хищно сказала Ника, подобравшись.
Ноготки у нее были длинные, розовые, прищур — острый, а намерения — самые что ни на есть щипательные.
— Эй-эй, — вздыбил одеяло Славка.
— Слава, — вдруг влился в их разговор уверенный баритон, — вам действительно надо заняться спортом. Вы немного оплыли.
— Ага! — воскликнула Ника.
— Погодите, — вздернулся Славка, — а зачем вы вмешиваетесь?
— Ну как… — в паузе дом словно бы почесался. — Я же умный дом. Я решаю конфликты, заказываю продукты, поддерживаю компанию, даю советы. Высококвалифицированные! Я вообще как бы невольный член вашей семьи. Это надо просто принять.
— А наша личная жизнь?
— Ой, это сколько угодно, — сказал дом. — Любите друг друга, как хотите, где хотите, я это записываю только из соображений безопасности. А так мне даже не интересно.
— Что? Записываете?
Славка открыл рот, а Ника, пискнув, натянула одеяло на плечи.
— Ну вот, — с огорчением констатировал дом, — снова — здорово. Я — не человек, я дом, мне до вашей обнаженной натуры нет никакого дела. Разве что некая эстетическая сторона…
— Но зачем? — спросила Ника, ища глазами, не поблескивает ли где объектив.
— Это намертво зашитая функция. Проще говоря, я не могу не производить аудио- и видеофиксацию, поскольку это стоит в безопасностных приоритетах. А вдруг взлом? Или несчастный случай? Или авария? Или срочно нужна помощь? Поэтому вся площадь дома и несколько десятков метров прилегающей территории круглосуточно находятся под моим наблюдением. Потом, конечно, большая часть записей удаляется, а меньшая (скажем, с каким-либо происшествием) — архивируется. Честное слово, на вашем месте я бы на этот счет не беспокоился.
— То есть, вы удалите то, что записали сегодня? — спросил Славка.
— Разумется. Через пятнадцать дней контрольного срока.
— Ну, хоть так.
— Ах, молодой человек! — с укором произнес дом. — В ваших словах я слышу огорчающую меня интонацию. Будто бы я что-то скрываю! Будто бы я чем-то незаконно пользуюсь! Будто бы я, Генрих, получаю от этого удовольствие!