— Ох, да будет вам, моя милая ханжа, — язвительно улыбнулся Дэниел. — Чем, спрашивается, вы были лучше меня, когда осматривали комнату без моего ведома?
Мышка досадливо поморщилась и промолчала, а Дэниел продолжил:
— Так вот, я не понимаю, как можно запятнать себя всем тем, о чем вы сказали. И потом, совместная жизнь — это не только претензии, эгоизм, требования и прочее. Это еще и ответственность, нежность, забота.
— Вам–то откуда знать?
— Ну, вообще–то я был женат.
— Ах да, она была красивой женщиной, но не принесла вам счастья.
— Племянница проболталась?
— Да, — призналась Мышка. — Но больше я от нее ничего не слышала.
Дэниел посмотрел на потухшую трубку так, словно рассердился на нее, а не вспомнил о чем–то неприятном.
— Трубки не любят болтунов, опять потухла. — Порывшись в кармане, Дэниел извлек из него зажигалку и поднес ее к трубке.
— Так что с вашей красавицей–женой? — продолжила допрос Мышка.
— Вы из тех, кто откровенничает только в обмен на чужую откровенность? — хитро прищурился Дэниел.
— Не знаю, — пожала плечами она. — Я как–то об этом не думала. Я вообще не такая наблюдательная, как вы, Дэниел.
— Зато весьма едкая.
— Этого не отнять. Впрочем, выжимать откровенность из вас я не буду. Не хотите — не отвечайте.
— Не хочу, во всяком случае сейчас, — признался Дэниел.
— Тогда, по крайней мере, ответьте на вопрос: зачем вам эти бинокли и сережки? Прошу вас, избавьте меня от подозрений. Дэниел усмехнулся.
— Что касается коллекции — она из моей глупой молодости. Пока я мог бродить по улицам, собирал такие вот находки. Я вообще любил женщин, а такие мелочи оставляли о них приятные воспоминания. Глядя на найденную сережку, я фантазировал, каким может быть ушко, украшенное ею, представлял саму женщину, воображал себе обстоятельства, при которых она могла потерять серьгу. Глупо, конечно, но это часть моей молодости, часть меня самого. Что касается биноклей… — Дэниел немного помолчал, а потом произнес, глядя куда–то сквозь Мышку: — Они — мое настоящее. Мне нужно чем–то жить, и я, если так можно выразиться, живу чужой жизнью. К тому же я ведь говорил, что в прошлом работал частным детективом. И если вы, дорогая госпожа Мышка, заглянете как–нибудь ко мне в гости, то я смогу порассказать вам много чего интересного.
— Спасибо, конечно, — ехидно покосилась на него Мышка, — но мне, пожалуй, не слишком интересны рассказы о ваших странных развлечениях.
— Сверхстранных? — беззлобно посмотрел на нее Дэниел.
— Сверхстранных, — улыбнувшись, ответила Мышка.
8
Сны в последнее время ей снились странные. Яркие, красочные, хоть и немного тревожные, но все–таки светлые. Мышка давно уже не видела таких ярких снов, и ей начало казаться, что они связаны с теми переменами, которые происходят если не в ее жизни, то в ее душе.
Она так долго молчала, скрывалась, пряталась за своим одиночеством, а теперь… Теперь она словно заново обрела дар речи. Кто бы ей сказал, что она так разоткровенничается со своим соседом? Кто бы ей объяснил, почему именно ему она призналась в том, что и в самом деле чувствует себя очень одинокой?
Возможно, причиной тому было то упорство, с каким Дэниел ее расспрашивал. А может, причина крылась в том, что сам Дэниел был одинок и мог понять ее так хорошо, как никто другой. Если раньше Мышка думала, что они с Дэниэлом совершенно разные люди, то теперь ей начало казаться, что у них кроме одиночества есть еще кое–что общее. Но что же?
Заявив Дэниелу, что ей совершенно не интересны его странные развлечения, Мышка слукавила. Точнее, в ту минуту она, может быть, и сказала правду, но теперь испытывала жгучее любопытство, почти такое же, как тогда, когда ей захотелось заглянуть в его «лисью нору». Впрочем, странное хобби Дэниела было частью его «норы», частью, судя по его собственным словам, его настоящего.
После этого разговора, сидя в беседке с чашкой чая, Мышка часто поглядывала на окна соседа, завешенные темно–бордовыми шторами. Она вспоминала слова Дэниела о ее любви предаваться воспоминаниям и ждала, что рано или поздно ее сосед снова выглянет в окно, чтобы убедиться в правоте своих слов.
Два вечера подряд окна не подавали признаков жизни, но на третий Мышка увидела, что шторы шелохнулись, и снова почувствовала тот самый пристальный взгляд.
Отставив чашку в сторону, Мышка сделала недовольное лицо, вышла из сада и, зайдя в дом, поднялась к соседу. Тот открыл дверь с не очень–то довольным лицом.
Хотела бы я знать, чем он–то недоволен?! — возмутилась про себя Мышка. Это ведь не я подсматриваю за ним в беседке.