Булат был в замешательстве, с одной стороны ему не хотелось чистить все четыре камина, а с другой, он был мне обязан и сам вызвался помочь. Немного подумав он, скорее всего, решил, что уйти сейчас было бы совсем невежливо.
- А где у вас лестница? - Спросил Булат, пока закатывал рукава рубашки.
- Ох, я право не знаю, мы приехали совсем недавно, и я ещё не успела здесь всё осмотреть. Но может быть, лестница найдётся в дровнике или где-то во дворе.
- Ясно, значит поищу лестницу во дворе. - Сержант, решительно настроившись, вышел на улицу.
Выходя в коридор, я услышала топот на лестнице. Значит, Хельга уже проснулась. Надо будет её покормить.
*****
Сержант Власов вернулся в дом часа через полтора. Я уже успела покормить Хельгу, написать письмо мэтру Абервалу, и с минуты на минуту хотела сходить проверить, как там сержант.
- Ну что ж. У дымоходов были закрыты задвижки снаружи, видимо, чтобы туда не сыпались листья и ветки. Я мусор убрал, открыл задвижки, теперь можно попробовать разжечь камины. - Также решительно, как и до этого, Булат снова вышел, только уже за дровами.
Вернулся он скоро, и начал растапливать камин в гостиной. Хельга сначала пряталась за дверью, но потом ей стало интересно, и она вышла к сержанту. Сержант Власов сначала растерялся, но никак своего замешательства не выдал и продолжил растапливать камин. Вскоре, в топке заплясало пламя, а дым спокойно начал подниматься в дымоход. У меня возникла мысль, такая же странная, как и то, что сейчас происходило в моём доме.
- Извините, Булат, я конечно понимаю, что вы и так много для меня делаете, но не могли бы вы посидеть немного с Хельгой? Мне нужно отлучиться на полчаса, но одну её тут я оставлять не хочу. - Лицо сержанта заметно перекосило.
- Извините, Шарлотт, я не умею обращаться с детьми. - Сержант явно был не рад предстоящей затее.
- Булат, уверяю вас, ничего страшного не произойдёт. Хельга будет сама играться, а вы просто присмотрите за ней, чтобы она никуда не залезла. Я постараюсь вернуться поскорее.
Минут через пять уговоров сержант Власов всё-таки согласился. Конечно, мне не хотелось оставлять Хельгу, пусть не одну, а с сержантом, но письмо нужно было передать обязательно.
Прихватив корзину для покупок, я направилась в сторону доков.
По-моему, доки были самым грязным местом этого городка. Ну, конечно, после мыслей его ограниченных жителей. Пока я шла по улице, между мусорными кучами то и дело сновали крысы с объедками в зубах. В тех же мусорных кучах валялись пьянчуги из ближайших кабаков. Портовая часть города была самой отвратительной и грязной. Не понимаю, как ещё не заразился весь город, ведь рыбу, привезённую сюда, покупают все; а моряки, в зависимости от звания, разбредаются по всем борделям в городе. Прикрывая лицо рукавом в надежде хоть немного перебить запах, я дошла до таверны.
В Шмельной Роже было не слишком грязно. Если не приглядываться к замызганным столешницам и сальным передникам, это место можно было бы назвать приличным. Во всяком случае, тут не было крыс. Несмотря на клочья табачного дыма, больше похожего на туман, в дальнем конце комнаты можно было разглядеть высокий стол, сколоченный из грубо оструганных досок, но до гладкости обтёртый локтями посетителей. Остальная мебель, состоявшая из столов и лавок, также была сбита на скорую руку, но, судя по слою жира, простояла тут уже лет пятьдесят. Кое где на деревянном полу валялись объедки, а щелей между досками не было видно из-за грязи, набившейся туда. Света, тонкими лучиками пробивавшегося сквозь узенькие окошки под потолком не хватало, и худые подавальщицы в подранных платьях то и дело зажигали свечи из свиного жира. На каждом столе было таких штук по пять. Они жутко дымили и, иногда, шкворча, забрызгивали пьяных мужиков каплями жира.
В это время (на улицах было ещё светло) посетителей почти не было, и в таверне было всего пять человек, не считая трактирщика и двух подавальщиц. Мужики были так пьяны, и в такое время дня, что сразу становилось понятно - они пропивают свои последние деньги. Аккуратно ступая, чтобы не вляпаться в какую-нибудь лужу скисшего студня, я подошла к стойке. За стойкой, протирая литровые кружки замызганной тряпкой, стоял огромный мужик. Был он чем-то похож на разбойника, или и правда был им когда-то. В нём было почти два метра роста; спутанная грива светло-рыжих волос была кое-как затянута кожаным ремешком. Все кожа на руках и груди, видневшейся в разрезе рубашки, была в шрамах. Левое ухо на хряще было порвано, так, словно кто-то в спешке вырвал серьгу, даже не думая её просто снять. Был он чем-то похож на разбойника, или и правда был им когда-то.