Выбрать главу

— Ни единой занозы! Теперь маленьким ножкам можно спокойно бегать тут босиком,

Ближе к очагу папа уложил бревна покороче, а впереди оставил земляную площадку. Теперь, если из огня вылетит искра, пол не загорится.

Наконец настал день, когда пол был готов. Он получился гладкий, твердый и прочный — хороший пол из крепкого дуба. Такой пол, сказал папа, будет стоять вечно.

— Нет ничего лучше добротного бревенчатого пола, — сказал он, а мама заметила, что хорошо наконец ходить по деревянному полу, а не по земле. Она поставила на каминную полку фарфоровую пастушку, накрыла стол скатертью в красную клетку и сказала:

— Теперь мы снова станем жить, как подобает порядочным людям.

Затем папа принялся конопатить стены. Он затыкал щели щепками и хорошенько промазывал глиной.

— Чудесно, — сказала мама. — Теперь нам никакой ветер не страшен.

Папа перестал насвистывать и улыбнулся ей в ответ. Он замазал последнюю щель, аккуратно разровнял глину и поставил ведро на пол. Дом наконец был готов.

— Жаль, что у нас нет оконного стекла, — сказал он,

— Не надо нам никаких стекол, Чарльз, — сказала мама.

— Как хочешь, но если я настреляю и наловлю побольше дичи, то весной привезу стекла из Индепенденса,— сказал папа. — Я за ценой не постою!

— Конечно, хорошо иметь стекла в окнах, если можно их себе позволить, — заметила мама, — Но всему свое время,

В этот вечер все были счастливы. От горящего очага веяло приятным теплом — ведь в прерии даже летними ночами прохладно. На столе лежала скатерть в красную клетку, на каминной полке поблескивала маленькая фарфоровая пастушка, а на новом полу золотились отблески огня. В бесконечном ночном небе мерцали звезды. Папа долго сидел на пороге, играл на скрипке и пел для мамы, Лоры и Мэри, которые были в доме, и для звездной ночи в прерии.

Индейцы в доме

Однажды рано утром папа взял ружье и отправился на охоту. В этот день он собирался сделать кровать и принес в дом доски, но мама сказала, что у нее нет мяса на обед. Поэтому он прислонил доски к стене и снял висевшее над дверью ружье.

Джек тоже хотел пойти на охоту. Он смотрел на папу умоляющими глазами и тихонько подвывал, Лора от жалости чуть не заплакала вместе с ним. Но папа посадил его на цепь, прикрепленную к стене конюшни.

— Нет, Джек! Ты должен остаться здесь и охранять дом,— сказал он, а Мэри и Лоре велел не спускать его с цепи.

Бедняга Джек улегся на землю. Сидеть на цепи — это позор, и он глубоко страдал. Он отвернулся от папы и не стал смотреть, как тот уходит с ружьем на плече.

Папа уходил все дальше и дальше, пока прерия не поглотила его и он не исчез из виду.

Сколько Лора ни утешала Джека, все было напрасно. Чем больше он думал про цепь, тем обиднее ему становилось. Чтобы его развеселить, Лора хотела с ним поиграть, но он еще больше надулся.

Мэри с Лорой чувствовали, что нельзя оставлять Джека одного, когда он так горюет. Поэтому они все утро оставались возле конюшни. Они гладили Джека по пятнистой голове, чесали у него за ушами и говорили, как им грустно, что он должен сидеть на цепи. Он немножко полизал им руки, но все равно был очень печальный и сердитый,

Лора положила голову Джека себе на колени и тихонько с ним разговаривала, как вдруг он вскочил и злобно зарычал. Волоски у него на загривке встали дыбом, а глаза загорелись красным огнем.

Лора испугалась, Джек еще ни разу на нее не рычал. Потом она обернулась, посмотрела в ту сторону, куда смотрел Джек, и увидела, что к ним приближаются два голых дикаря. Они шли друг за другом след в след.

— Мэри! Смотри! — закричала она.

Мэри тоже подняла глаза и тоже увидела индейцев.

Индейцы были высокие, худые и на вид очень свирепые. Кожа у них была красновато-коричневая, головы как бы сужались кверху, а на макушке торчал пучок волос, в который были воткнуты перья. Неподвижные черные глаза блестели, как у змеи.

Индейцы подходили все ближе и ближе, а потом скрылись за домом.

— Индейцы! — прошептала Мэри.

Лора дрожала, ноги у нее подкашивались. Ей захотелось сесть, но она стояла, смотрела и ждала, когда индейцы выйдут из-за дома, а они все не выходили.

Джек все время рычал, потом умолк и начал рваться с цепи. Глаза у него покраснели, зубы оскалились, шерсть на спине поднялась дыбом. Он беспрерывно подпрыгивал, пытаясь вырваться на свободу. Лора радовалась, что цепь удерживает его на месте рядом с ней.

— Джек не даст нас в обиду. Если мы останемся с Джеком, они нас не тронут, —— прошептала она.

— Они вошли в дом‚— шепотом отозвалась Мэри. — Они там с мамой и с Крошкой Кэрри!

Лора задрожала всем телом. Она должна что-то сделать! Она не знала, что делают индейцы с мамой и Крошкой Кэрри. Из дома не доносилось ни звука.

— Ой, что будет с мамой! — шепотом вырвалось у нее.

— Не знаю, — прошептала Мэри.

— Я спущу Джека,— хриплым шепотом сказала Лора. — Джек их убьет.

— Папа не велел,— возразила Мэри.

От страха девочки не смели говорить громко. При- жавшись друг к другу, они шептались, не сводя глаз с дома.

— Папа не знал, что придут индейцы,— сказала Лора.

— Он не велел спускать Джека‚— твердила Мэри, чуть не плача.

Лора подумала про маму и Крошку Кэрри, которые сидят в доме с индейцами, и сказала:

— Я должна помочь маме!

Два шага она пробежала, еще один прошла медленно, потом повернула обратно, кинулась к Джеку и вцепилась в его сильную, раздувшуюся шею. Джек не даст ее в обиду.

— Нельзя оставлять маму одну в доме,— прошептала Мэри. Она стояла на месте и дрожала. От страха Мэри всегда теряла способность двигаться.

Лора прижалась лицом к Джеку и крепко в него вцепилась. Потом отпустила, сжала кулаки, зажмурилась и со всех ног помчалась к дому, но по дороге споткнулась, упала, и глаза у нее открылись. Не успев ни о чем подумать, она снова кинулась бежать. Мэри, не отставая, мчалась вслед за ней, Они подбежали к двери. Дверь была открыта, и они бесшумно проскользнули в дом.

Голые дикари стояли у очага. Мама, наклонившись над огнем, что-то стряпала. Кэрри обеими ручонками вцепилась в мамину юбку, зарывшись лицом в складки.

Лора ринулась к маме, но, когда она приблизилась к очагу, в нос ей ударил какой-то отвратительных запах, она подняла глаза на индейцев и с быстротой молнии спряталась за длинную доску, которая была прислонена к стене.

Ширины доски хватало ровно настолько, чтобы закрыть ей оба глаза. Если не вертеть головой и прижиматься носом к доске, индейцев не будет видно. Так ей казалось спокойнее. Но она все-таки чуть-чуть повернула голову, чтоб хоть одним глазком глянуть на дикарей.

Сначала она увидела их кожаные мокасины. Потом жилистые голые красновато-коричневые ноги. Каждый индеец был подпоясан ремнем, а впереди с ремня свисала мохнатая шкурка какого-то зверька. Шкурка была полосатая — белая с черным, и Лора догадалась, откуда идет этот противный запах. Это были свежие шкурки скунса.

У каждого индейца был заткнут за пояс охотничий нож — точь-в-точь такой же, как папин, и топорик — точь-в-точь такой же, как папин.

На голых боках индейцев торчали ребра. Руки они сложили на груди. Напоследок Лора глянула на их лица и быстро юркнула обратно за доску.

Лица у индейцев были дерзкие, свирепые и страшные. Черные глаза сверкали. Надо лбом и над ушами, где у всех людей растут волосы, у этих дикарей волос не было, но зато на макушке торчали пучки волос. Они были перевязаны веревочкой, и в них были воткнуты перья.

Когда Лора еще раз выглянула из-за доски, индейцы смотрели ей в лицо. Сердце у нее застучало так сильно, что она чуть не задохнулась. Два блестящих черных глаза уставились ей прямо в глаза. Индеец не шевелился, ни один мускул на его лице не дрогнул. Одни только блестящие глаза, сверкая, смотрели на Лору. Лора тоже не шевелилась. Она и дышать перестала.