Охотник оттолкнул оглушённого фермера прочь, и вырвался на открытое пространство, перейдя на бег. Грэм бежал следом, и они понеслись прочь от площади, по узкой дороге. Большинство людей на рынке наблюдали за ними с выражением либо возмущения, либо удивления на лицах, но несколько человек следили за ними совершенно ничего не выражавшими взглядами.
— Что происходит? — громко сказал Грэм на бегу.
— Не знаю, но это чертовски странно! — крикнул лесник.
— Куда дальше? — спросил Грэм, когда они стали приближаться к новому перекрёстку.
— Направо — там должны быть ворота.
— Мы не можем уйти без Мойры! — сказал Грэм, уже поворачивая в том направлении.
— Её не разыскивают за убийство и нападение, — отозвался Чад.
— Они сами напали, — возразил Грэм.
— Ты это судье скажи, и посмотришь, поверит ли он тебе, — сказал Чад, а затем остановился: — Какого хуя?
Поперёк дороги впереди них выстроилась цепочка людей. Никто из них не был стражником — они выглядели обычными горожанами, и у всех у них были ничего не выражавшие лица и остекленевшие взгляды.
Грэм остановился рядом с Чадом, используя эту возможность, чтобы призвать Шип и броню.
— Я пробьюсь — не отставай.
— Их слишком много, — парировал Чад. — Они тебя числом задавят.
— Мечом их отпугну, — сказал Грэм. — Они все безоружны.
— Как они вообще сумели нас обогнать? — задумался Чад, но последовал за молодым рыцарем, когда они побежали на выстроившихся в ряд горожан.
Однако всё пошло совсем не так, как ожидал Грэм. Люди впереди него не выказывали никакого страха перед мечом, наваливаясь на Грэма своими телами. Из изгибался и тянул, используя локти и плечи, чтобы вырваться из их хватки, не желая убивать безоружных людей, однако предсказание лесника оказалось верным. Считанные мгновения спустя он обнаружил, что застрял в мешанине цепких рук, и вес толпы начал тянуть его к земле.
Чад был менее сдержанным, используя два длинных ножа, чтобы срезать всякого, кто к нему приближался — однако несколько истекавших кровью противников уже тащили его своим весом на камни мостовой.
«Простите», — подумал Грэм, отчаявшись. Несмотря на вес тянувших его людей, он вырвал свою руку на свободу, и махнул Шипом, одним ударом сразив двух человек. Потекла кровь, в течение секунд мостовая стала скользкой от красной жидкости и умирающих людей. Яростно рубя, он расчистил вокруг себя пространство, а затем пошёл освободить своего спутника. Шип поднимался и опускался, а руки и ноги лишались своих хозяев под ударами резавшего плоть и кости двуручного меча.
Из домов и лавок вдоль окровавленной улицы выходило всё больше людей. Некоторые кричали в смятении, увидев то, что там творилось. Мужчины и женщины лежали разбросанными и истекающими кровью на дороге, а в центре стоял закованный в металл рыцарь. Громкий свисток вдалеке оповестил их о приближении городской стражи.
Грэм смотрел на то, что его окружало, с ужасом не меньшим, чем у остальных зрителей. «У меня не было выбора!» — вопило его сердце. «Не было ведь?».
Его одолели сомнения, когда он услышал, как маленький мальчик закричал «Мама!». На другой стороне улицы мужчина удерживал ребёнка, отчаянно пытавшегося подбежать к его умирающей матери.
«Я даже не знаю, какую из них он имеет ввиду». Он уставился на Чада в шоке, когда тот снова ему закричал. В первый раз он его не услышал.
— Бежим, малец! Сейчас стража нагрянет.
— Почему это происходит? — спросил он у лесника.
— Не знаю, но если мы не уберёмся отсюда, то гадать об этом будем в тюремной камере.
Они побежали, двигаясь дальше по той же дороге, надеясь найти ясное указание на то, что их путь действительно лежал к одним из городских ворот. Однако прежде чем они это указание нашли, им встретилась очередная группа жителей с пустыми лицами, перегородившая дорогу впереди. Не думая, они свернули влево, в тупиковый переулок, надеясь найти способ сбежать.
Свою ошибку они обнаружили пятьдесят футов спустя. Переулок закончился тупиком. Они были в ловушке, и единственный выход начали заполнять люди. Чад натянул на свой лук тетиву, и ослабил завязки, удерживавшие стрелы в его в колчане.
— Сколько у тебя стрел, малец? — спросил его лесничий.
Грэм без всякого выражения уставился на него, а его язык ответил сам по себе:
— Пять.
— Дай мне твой колчан, — сказал Чад.