Выбрать главу

Джеролд нахмурился, сузив глаза:

— Я — не этот человек. Как я уже сказал вам вчера, в очереди на трон передо мной ещё как минимум семь мужчин и три женщины.

Мойра протянула руку, положив ладонь ему на плечо, и одновременно поглаживая его ауру, укрепляя уверенность дворянина, и сглаживая его страхи. Это было не то перманентное ментальное изменение, которым она занималась неделю тому назад с некоторыми из узников во время побега, а лишь временная форма эмоциональной поддержки. Просто в данном случае она включала в себя крошечное количество эйсара.

— Я доверяю тебе больше, чем кому-то из этих незнакомцев, Джеролд, — сказала она ему.

Чад всё это время молчал, но тут его челюсти сжались:

— Прекрати.

Мойра ощутила скрывавшееся за словами лесника неодобрение как почти физический упрёк, но на её лице это не отразилось. Убрав руку с плеча барона, она бросила взгляд на Чада:

— У тебя есть какие-то сомнения в нашем плане?

Охотник зыркнул на неё, позволяя своему взгляду на секунду сместиться на барона, прежде чем уткнуться в её руку.

— Я не об этом говорю, и ты знаешь, так что просто прекрати. Это отвратительно. — Отвернувшись, он пошёл прочь прежде, чем она смогла ответить.

— Что с ним такое? — задумался Джеролд.

— Думаю, это просто напряжение, — прокомментировала Мойра.

Грэму это показалось не совсем правильным. Ему не нравилось видеть, как Мойра проявляет такую фамильярность по отношению к иностранному дворянину, и он решил, что Чад, возможно, был того же мнения.

— Он просто пытается тебя защитить, Мойра… поскольку твой отец не здесь, — сказал он им, позволяя своему взгляду сместиться в сторону Джеролда. — Без обид, милорд.

Барон мог легко понять ход такой аргумент:

— Конечно же, Сэр Грэм. Уверяю, что у меня нет никаких бесчестных намерений в отношении Леди Мойры.

Мойра заворчала:

— Я, между прочим, вот она, тут. Если вы, обезьяны, хотите обо мне говорить, то извольте делать это где-нибудь в другом месте, либо обращаться ко мне напрямую.

— А разве нам не следует заниматься чем-нибудь другим помимо споров? — вставила Алисса, указывая на Хэйлэм.

— Думаю, здесь достаточно близко, — сказала Мойра. — Будем ждать здесь. — Подняв руку, она щёлкнула пальцами, и её «армия» пришла в движение — вперёд потрусила сотня заклинательных зверей. Ну, большинство из них потрусило — десятеро из них, обладавших формой орлов, полетели.

Конечно же, жест руки был исключительно для эффекта — Мойра была связана со своими магическими союзниками ментально, что делало команды в виде слов или жестов ненужными. Она потратила последнюю неделю, создавая эти конструкты, и наполняя их эйсаром. В прошлом у неё ушло бы всё это время только на создание заклинательных разумов, но теперь это больше не было для неё проблемой. Вместо этого она посвятила своё время питанию своих новых созданий как можно большим объёмом силы, пока их не стало так много, что каждодневная трата силы на их поддержания сравнялось с количеством эйсара, которое она была способна в них влить.

Она не была носительницей Рока Иллэниэла, в отличие от брата, поэтому не могла быть уверена, использовал ли кто-то когда-то прежде такую тактику, но она сомневалась, что кто-то из магов Сэнтиров когда-либо пробовал это в таких масштабах. Она задумалась, что сказала бы о её действиях тень её биологической матери. За последние две недели она нарушила все правила, которым её учили насчёт её особых способностей рода Сэнтир, а её сегодняшняя армия вообще была вопиющим надругательством над означенными правилами.

«Но если я буду следовать правилам, то умрёт много народу».

В том-то и заключалась загвоздка. Нормальные заклинательные звери были гораздо более ограниченными в том, как они могли распоряжаться выданным им эйсаром, не говоря уже о том, что создание такого большого числа уникальных разумов, пусть и простых, заняло бы у неё слишком много времени. Использование техники раздвоения разума удаляло это ограничение, и делало способности её союзников более разными.

Но раздвоение разума было запрещено, по крайней мере — согласно Мойре Сэнтир, а она-то точно это знала, поскольку сама в буквальном смысле являлась результатом решения оригинальной Мойры Сэнтир нарушить это правило. Почему это было запрещено, она никогда толком не говорила, разве что упоминала об этических проблемах, связанных с созданием точной копии самой себя. Однако она говорила очень прямо, когда предупреждала Мойру о том, что в её дни нарушение этого правила каралось смертной казнью.