- А что же в это время буду делать я?
- Что? То же самое. И у вас шест. Держите. Вот встаньте так.
Она соскочила с бочки, и теперь оба держали этот шест, приставив его к стене.
- Вот так. И теперь вы будете помогать мне. Давайте вместе. И тогда ничего страшного даже на камнях. — Он весь загорелся. — Со мной вы можете быть спокойны, Ну, я убедил вас? Мы ведь приехали в эти края не для того, чтобы сидеть и не двигаться. Мы махнем сейчас в нашу деревню, я тоже снимусь с якоря, а завтра вернемся все втроем и двинемся в любом направлении, куда захотим. Надо чаще сниматься с якоря, панико. — Теперь он следил за выражением ее глаз. — И потом, мы так и не выпили за встречу.
Усевшись на бочку, она посмотрела на шест, потом на белую вершину горы и усмехнулась, и поняла, что наступила та самая минута, когда она властна распорядиться своим счастьем. Именно эта минута, которая, возможно, и приходит к человеку раз в жизни, если вообще ее можно дождаться. Так она сидела вполоборота к нему, чуткая, но и застывшая, вся расслабленная и вся напряженная. Они поедут в далекие леса и к другим рекам, если она захочет. Увидят ровные поля и широкие дороги, если захочет. Затеряются в густой толпе под уличными фонарями, если она этого захочет.
В окно опять ясно донесся шум ревущей Тиссы.
Леонид ждал, глядя на ее полный стакан. Наконец она вздохнула и улыбнулась ему. И улыбка была та же, какую он видел в ту ночь при свете грозы, — осторожная, как зыбь.
- За встречу!
И они медленно выпили до конца это вино, прозрачное и янтарное, в котором был запах орехов, а может быть, и спелой клубники, может быть, запах соснового леса, чистого, бесконечного и просторного.
Кто-то входил, кто-то уходил. Двери теперь хлопали без конца. Почти за всеми столиками сидели люди. Старикам громко аплодировали, их угощали вином, они играли не отдыхая.
Леонид налил снова.
- А теперь за что?
Она повернулась к окну.
- Нет. Вам пора. Вот и весь наш день. Я даже не успела с вами поссориться.
В эту минуту и сюда заглянуло солнце. Бросило свой луч в стену, в криво приклеенный плакат.
- Вы действительно хотите уйти отсюда? – Леонид опустил руку и нащупал край бочки, обитый шершавой ржавой жестью, и жесть была острой. — Мы можем посидеть здесь еще.
- Нет, вам пора.
Леонид слышал ее слова и видел, что вся стена возле них была кривой, покосившейся, древней. И пол здесь тоже был старый, вытоптанный. Да и все вокруг ветхое, неизвестно как сохранившееся на такой высоте, под этим ветром и солнцем. Он встал.
Старики поклонились им, когда они проходили мимо. Потом дверь захлопнулась, скрипки стихли. Перед ними выросли горы, освещенные ярким светом, донесся теперь уже близкий шум реки.
Шум реки все сильнее.
Они шли рядом. Поднявшись немного, стали спускаться по крутой горной тропинке. Прямо перед ними громоздились горы, покрытые белыми взбитыми облаками. Камешки сыпались у них из-под ног и, подпрыгивая, гонясь друг за другом, скатывались по круче. Отсюда виден был поворот реки, низенький домик у самой воды, какая-то часовенка с круглой башней, еще два-три окруженных деревьями домика. Желтое солнце лежало на горах. Все небо было заполнено синим светом, глубоким и мягким, дальние горы точно дымились, над ними струилось тепло, и белая пена крутилась в реке, и видны были даже камни, по которым бежала, уносилась вода. Воздух был пропитан нагретой травой.
Леонид остановился.
Река была у самых его ног. Вода пенилась, и шумела, и силилась сдвинуть и перевернуть камни, и вползти на берег, разлиться еще шире и шуметь у других камней, у самых гор.
Он посмотрел вокруг.
- Это в самом деле другие горы. Может быть, надо приезжать именно сюда?
Подняв руку, она молча показала ему на часы.
- Да, — кивнул Леонид. — Нам нужно еще захватить ваш чемодан. Мы поедем вместе. Я не могу оставить вас здесь, — и, не дожидаясь ответа, он шагнул вперед. — Мы перепрыгнем через эту реку или перейдем по мосту?
- Да, конечно, по мосту. Но только я провожу вас до автобуса, а сама останусь в этой гостинице.
Леонид повернулся к ней. Вода билась о мост, качала его, хотела сорвать, но потом скатывалась вниз и становилась тише, спокойнее, совсем спокойной. Застывала. И мост лишь дрожал.
- Вы останетесь здесь? — Он хотел спросить о чем-то еще, но нагнулся, зачерпнул горсть воды и подбросил вверх. — Можно и так. А мы приедем к вам завтра утром. Можно и так.
Они прошагали по этому длинному узкому мосту с толстым, туго натянутым тросом вместо перил, прошли вдоль берега, поднялись чуть выше и увидели, что автобус уже стоит на шоссе. Несколько человек бежало к автобусу. Теперь гора закрывала солнце, шоссе было черным, а Тисса отсюда казалась даже спокойной и медленной.