Вот тебе и ночная охотница – это я про себя. Вот тебе и гроза лесов…
Ноги затекли от долгого сидения на коленях и я, кряхтя, встала, продолжая костерить себя на чем свет стоит. Пожалела тварюшку? Будешь теперь курами откупаться. Скоро они вообще на твою территорию начнут ходить, как к себе домой – ты-то ничего сделать не можешь. Ни метки звериные обновить, ни капкан поставить – жалко…
И все же, несмотря на досаду, на душе у меня было спокойно. Я привыкла доверять своей интуиции и теперь чувствовала, что сделала правильно. Так что возмущалась больше для вида, да чтоб согреться – в сером предутреннем рассвете мороз вновь начал крепчать, обещая ясную и солнечную погоду.
Глава 3
После проведенного обряда внутренний волк спал еще несколько дней – все это время я была на редкость благодушна и даже Машку пыталась новому сбору научить. Нюх слушался меня полностью, кошмары по ночам не мучили, участковый тоже не привязывался, а куница – не появлялась. Очевидно, той ночью я каким-то образом сумела восстановить некую гармонию в своей жизни, чем теперь пользовалась, с чувством полного удовлетворения смешивая приготовленный Машкой сбор и барсучий жир.
- Бабке передашь, чтобы утром и вечером мазалась, особенно после бани, а сверху – поясом из собачей шерсти… - наставляла я довольную девицу. – И скажи, что сама сделала, про меня не говори…
- Сегодня как раз баня будет, перед праздником, - прогудела замотанная в пуховый платок Машка. - А вы, правда, отмечать не будете?
- Правда, - уверила я, отправляя ее из дома.
Тридцать первого декабря на улице царило предвкушающее оживление – мужики чистили снег, кололи дрова, по всей деревне топились бани, изгнанная, чтобы под ногами не путались, ребятня с визгом каталась на реке, подростки кучками перебегали от дома к дому, шушукаясь. Я уже успела узнать, что они собираются у какой-то Насти дома, отправив родителей последней в клуб. Здесь и такое было, правда, я ни разу не видела. Гришка сказал, что местные обычно празднуют Новый год на улице – на торговой площади недалеко от церкви.
- Только делать там нечего, - в конце он почесал нос и добавил: - Туда обычно приходят, когда уже на ногах еле держатся… Ну, малышню еще выгулять, музыку послушать…
- А салют? – полюбопытствовала я, раскатывая на столе кусок теста для пирога с малиной. Сидеть в Новогоднюю ночь совсем уж без ощущения праздника не хотелось, опять же, была смутная надежда, что кто-нибудь решит воспользоваться поводом и помириться… Глупости, конечно, но…
В общем, гусь уже запекался в духовке, а начинка для пирога медленно исчезала в желудке Гришки.
Я поспешно переставила ополовиненную миску с размороженной, присыпанной сахаром малиной подальше.
- Окстись, какой салют! – расхохотался тот, рукавом вытирая испачканные соком губы. – В местном клубе крыша на ладан дышит, отец третий год деньги из правительства выбивает, а ты – салют! Ты лучше к нам приходи. Даша еды наготовила…
- Сомневаюсь, что она будет мне рада, - хмыкнула я. – Нет уж, у тебя своя семья. Так, в гости может зайду, но оставаться не буду.
- Ну, дело твое, отец тебя ждет, - поднялся Гришка. – Иисус.
- Чего? – опешила я, от удивления даже перестав раскатывать тесто.
- Пойду, говорю, - уточнил парень и, быстро подхватив тулуп с вешалки, вымелся в сени. Я проследила за ним до калитки (шел он как-то странно: шаг вперед, два назад, скачок в бок), покрутила пальцем у виска и продолжила готовить. Вот ей богу, Даше надо памятник поставить! Парень он, может, и хороший, но дурно-ой…
К восьми часам пирог тоже был готов. Я, успев проголодаться, едва дождалась символических девяти вечера и располовинила гуся, чуть не подавившись слюной при виде исходящей паром, пропитанной мясным соком гречки с яблоками. Бросила короткий взгляд на улицу. Видно было плохо – за окном уже стемнело, а у меня зажжены две лампы – но если бы кто-то зашел во двор, я бы это услышала.
И вроде бы не с чего горевать. Он ничего не обещал, а я – не приглашала. Но настроение все равно пропало.
Из чистого упрямства я все же поела – и гуся, и гречку, и пирог с малиной. Едва не лопнула. Прихватив кружку с травяным отваром, прихлебывая быстро остывающую жидкость, обошла дом по периметру, убедившись в отсутствии чужих следов на гладком снегу. С того берега до меня доносились звуки музыки – весьма устаревшей, надо признать – и отголоски чужого голоса, искаженные плохим микрофоном и расстоянием, но мороз все крепчал и мне совсем не хотелось мерзнуть под «Ласковый май» в компании нетрезвых жителей деревни.