- А откуда вы все знаете, теть Лис? – повисла она у меня на шее, смотря влюбленными глазами. Усмехнувшись, я щелкнула ее по носу:
- Ну ты ж слышала, что про меня говорят… В книгах прочитала специальных… Ведьминских.
- А мне можно? – тут же привязалась девица.
Еле отбилась.
Тем же вечером я, натянув на себя все ту же ночнушку, отправилась вершить правосудие. Лицо в гуаши (правда, проплешинами, потому что баночка оказалась маленькой, не на все хватило) спрятано под капюшоном куртки, подол ночной рубашки подвернут так, чтобы не было видно – не хватало еще привлечь ненужное внимание местных.
Уже подбираясь к кладбищу, я заметила возле часовни свет и ускорила шаг. Сомнительно, конечно, что писатель быстро управится, что неизвестно, как долго он уже копает. Рано или поздно может что-нибудь заподозрить…
На самом деле возле часовни могил не было – все они расходились полукружьем на расстоянии пяти метров, но для такого дела я позаимствовала крест с могилы своей бабки, воткнув его в снег недалеко от задней стены. А что, бабки в могиле все равно не лежало, так что вроде как я ничего не осквернила… Наверное. Впрочем, ладно.
Моим глазам, едва я подобралась ближе, предстала чудесная картина: на месте предполагаемой могилы был разожжен костер, вокруг которого трусил писатель, не то пытаясь согреться, не то исполняя ритуальные танцы. Его тень зигзагами плясала на стене, навевая мысли о первобытной оргии. Этому впечатлению способствовала какая-то невнятная песенка, раздающаяся с его стороны. Сбросив тулуп, я, пользуясь белой ночнушкой, как идеальным камуфляжем, проползла поближе, скрывшись за одним из осыпающихся памятников. Обнаружила, что напевает он нечто вроде «…и вот я собрал свои кокосики, кокосики…» и уже безо всякой жалости самозабвенно взвыла, задрав голову к скрывшейся за тучами луне.
На кладбище воцарилась абсолютная, гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском веток в огне. Высунув голову из-за памятника, писателя я не обнаружила, зато в окне часовни мелькнул огонек.
- Боишься, зараза… - прошипела мстительно, уже спокойно вылезая из своего укрытия. Потушила костер, периодически подвывая, чтобы ему не пришло в голову даже нос высунуть наружу, подобрала лом и лопату (себе оставлю!) и отправилась к крыльцу – продолжать спектакль. Жажда мщения во мне победила разумное, доброе и вечное окончательно.
- Сережа… - от количества меда в голосе меня передернуло. Добавив инфернальности, я продолжила, поскребываясь в дверь: - Сереженька… Выйди, любый мой… Не бойся…
Из-за двери раздалось тонкое подвывание. Скрипнула скамья, придвигаемая к двери.
- Выйди, соколик… - вышло хрипловато, от непривычных моему голосу ласковых интонаций, пришлось откашляться. – Выйди, родной, холодно мне на земле, согрей ластушку свою…
- Сгинь, нечисть! – глухо раздалось из часовни. Голос писателя заметно дрожал, очевидно, столь близкое знакомство с любимой в его планы не входило.
Я задумалась. Продолжить выколупывать лаской или обидеться? Все ж таки русалка тоже женщина… Была, когда-то.
- Что же ты, Сережа, не ласков… - угрожающе проскребла ногтями по деревянной двери, на пробу дернула – не сильно, а то не дай боги еще откроется. – Не привечаешь суженую свою… Или не люба уже? А коли не люба, так зачем серьги мои взял?
- Не брал я ничего! – судя по интонациям, писатель был близок к истерике. Я зловеще ухмыльнулась.
- Врешь, Сережа! – откровенно прорычала я, дергая дверь. Та не поддавалась, но я была настойчива. – Чую золото свое! Чую!
Дверь затряслась от моих усилий, но не поддавалась, заставив всерьез задуматься о дальнейших действиях, но тут в разыгравшуюся на фоне могил драму включился третий актер, после чего жанр сменился:
- Алиса Архиповна… Могу я вас отвлечь от этого, несомненно, важного занятия? – предельно любезно раздалось за спиной.
Я вжала голову в плечи и попыталась локтем стереть с лица гуашь. К сожалению, она пристала намертво.
- Конечно, участковый… - обреченно пробормотала, разворачиваясь к нему лицом. Ей богу, уж лучше б я реального мертвеца встретила…
Глава 5
Повисла неловкая пауза, во время которой участковый внимательно изучал мой облик, словно пытаясь найти в нем какое-то рациональное зерно. Это качество я в нем любила – любой другой бы уже отбросил мой клоунский наряд как несущественный, приступив, собственно к главному вопросу: какого лешего тут творится?