А я наоборот — пошел себе дальше.
Людей все-таки много — не люблю столько, и сладить с этой толпой мои шансы невелики. Будем рассуждать разумно. Кто сказал «да ты же псих, какой тут разум»? Кто? А? А, это я сам сказал. Так вот, как известно и тебе, и мне, психи — единственно разумные люди в этом мире. Они принимают верные решения и никогда не ошибаются. Что лишний раз подтверждает их правоту.
И не спрашивайте, откуда я это знаю. Не спрашивайте, я сказал!
Итак, рассуждаем разумно. Моя задача — пробраться к церкви. Уж не знаю, отчего меня туда так сильно тянет, но не будем противиться. Интуиция — главное оружие по-настоящему разумного человека. Точнее, второе главное. Сразу после ножа. Путь к церкви лежит через конюшни. В конюшнях много людей. По-настоящему много. То есть больше, чем я смогу бесшумно перерезать своим верным ножичком. И тем более, чем смогу перестрелять револьвером.
Кстати, ножик у меня — и правда загляденье. Многие, скажем, не любят рукоятку из деревянных колечек, а я просто обожаю. И то, что нож короткий совсем, ничуть не мешает, наоборот — жизненная энергия не успевает никуда вытечь, проходит через лезвие, больстер и тыльник — и врастает в руку. Эх, блаженство.
Не будем отвлекаться. Когда людей слишком много, чтобы мирно перевести их в неживое состояние — нужно просто оставить их в покое. Не тронь дерьмо — вонять не будет, как говорят умные люди. Поэтому этих парней мы просто обойдем, тем более, что они, по всей вероятности, слишком увлечены перекладыванием навоза на лопатах из одной кучи в другую. Что ж, у каждого свои увлечения.
Парень с другой стороны выгона допустил серьезную ошибку — скрылся из поля зрения ребят с лопатами навоза. За что и был немедленно наказан. Доктор прописал укол — значит, будет укол, ножом и в шею. Бедолага зашатался, словно получил тепловой удар, попытался опереться на вилы, которые сжимал в руках, но не сладил с ними и совсем негероически сполз на землю. Вокруг витал запах конских испражнений, жужжали гнусные мухи, солнце палило нещадно. Мне вдруг пришло в голову, что, надень я ковбойскую шляпу, меня бы вполне могли бы принять за своего. Но от этой мысли пришлось отказаться. Притворство — удел слабых.
Я скользнул мимо напитавшейся кровью соломы, сплюнул чем-то тягучим, густым, ржавого цвета, прошел пустой хлев насквозь. Никто не видел меня, никто не пытался остановить. Последнее препятствие к центральной площади этого местечка развалилось ровно поперек нужной двери, оно дымило табачищем и постукивало пальцами с давно нестрижеными ногтями по крышке бочки.
Я бы правда прошел мимо — ну, все же приедается, даже веселые красные фонтанчики, брызгающие из толстых шлангов шей — но он загораживал мне дорогу, и он не спал, просто надвинул шляпу на самые глаза. У меня не было выбора. Я вбил нож ему в череп с размаха, дернул — и ковбой, издав неразборчивый звук, что-то вроде хрипа, завалился на землю. Крови натекло совсем немного — у него мозг ей плохо снабжался, по всей видимости. А может, была какая-то другая причина, я не знаю.
Я просто хочу, чтобы вы поняли — я не ненавидел этих парней, не таил на них злобы, не винил их в том, что со мной случилось. Я не знал их имен и не жаждал совершить месть — у нас просто были разные цели. У них — переворачивать лопатами груды навоза, да ходить вокруг с бессмысленным видом. А у меня — выбраться из всего этого дерьма.
Еще одной хорошей новостью оказалось то, что под матрасом обнаружилась почти настоящая заточка — что-то вроде заостренной с одной стороны ложки. А в грязноватых штанах нашелся ключ от камеры — похоже, Хосе был здесь на хорошем счету. Я тихонько звякнул дверью, выбираясь в коридор.
Чертово помещение было пустым, из одного конца в другой. Напрочь, абсолютно пустым. Ни единого дежурного. Вообще никого — только из одной из соседних камер слышалось богатырское похрапывание. Я бесшумно, держа на отлете боевую ложку, пошел к левой, если смотреть из камеры, двери. Почему к левой? Элементарно — если в лабиринте все время поворачивать налево, то рано или поздно выйдешь на волю. А чем эта больница не лабиринт?
И когда я подошел к двери, она — дьявольское порождение больного разума — слегка открылась. Я похолодел, длинные космы, кажется, в один момент поседели. Были бы на мне трусы — непременно бы намочил. Сердце билось, словно пыталось разломать грудную клетку. Раз, два, три…
Дверь, ведомая сквозняком, с резким звуком затворилась. Конечно, никаких проклятых колокольчиков на ней не было.