К моменту отъезда из Москвы, несомненно вызванного материальными соображениями, Гнедич, однако, уже вполне уверенно чувствовал себя в литературе. Он был автором стихотворного перевода трагедии Ж.-Ф. Дюсиса Jean-François Ducis; 1733—1817) «Абюфар, или Арабская семья» («Abufar, ou la Famille arabe»; опубл. 1793) и сборника «Плоды уединения», изданных в Москве в 1802 году, готовился печатать роман «Дон-Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства гишпанцев» и перевод «республиканской трагедии» Фр. Шиллера Johann Christoph Friedrich von Schiller; 1759—1805) «Заговор Фиеско в Генуе» («Die Verschwörung des Fiesco zu Genua»; 1783)[150], работал над оригинальной пьесой. Он уже добился какого-то литературного признания и, скромно упоминая о «слабостях» своего пера, тем не менее в предисловии к «Дон-Корраду» смело ставил свое имя рядом с именами Вольтера, Шекспира и Шиллера. Ровесник Гнедича по годам, поэт и переводчик З.А. Буринский в письме от июня 1803 года обращался к нему с подчеркнутой почтительностью как к литературному мэтру:
Досадую на себя, что не читал еще Вашего Дон-Коррада; правда, я не виноват, ибо все усилия и старания, какие только можно, употребил для того, чтобы достать это творение, которое покажет немцам, что не у них одних писали пером Мейснера, Лессинга и Шиллера. Слава Вам и языку русскому! <...> Прошу сказать, смею ли надеяться, что Вы почтете меня Вам преданным и чистосердечным другом; почитателем же ревностным осмеливаюсь быть сам собою. Когда дар муз трогает мою чувствительность, тогда душа моя обожает благословенного их любимца. Цит. по: ИПБ 1895: 46—48.
Восторженность Буринского довольно трудно примирить с более чем сдержанным тоном позднейших историков литературы, которые говорят о раннем периоде творчества Гнедича и его первых произведениях, относящихся ко времени обучения в Московском университете, как правило, вскользь и с известными оговорками — как о сочинениях незрелых, наивных и эстетически несовершенных, ничем не предвещавших появление русской «Илиады». «Первыми опытами его в прозе и стихах, — писал М.Е. Лобанов, — были переводы некоторых трагедий с иностранных языков; и если для первых опытов выбрал он не лучшее, его извиняет неопытность молодости, извиняет и то, что на волю его в то время действовали многие уважительные причины и более всех бедность» (Лобанов 1842: 26—27)[151]. В оценке Н.М. Виленкина, главное юношеское произведение Гнедича, роман «Дон-Коррадо де Геррера», «не имеет никаких художественных достоинств и только свидетельствует о тревожном состоянии духа и несколько смешной самонадеянности молодого автора» (цит. по: Гнедич 1884/1: XIX—XX). Н.С. Тихонравов нашел в этом романе лишь «положения и действия, пугающие только своею внешностью и не имеющие никакой естественности, никакого смысла» (Тихонравов 1898: 106). Да и сам Гнедич, как видно из его пометы на рукописи «Дон-Коррадо де Геррера» (см. с. 412 наст. изд.), впоследствии весьма скептически оценивал свои литературные дебюты.
«Плоды уединения»
В студенческие годы Гнедич, по-видимому, почему-то избегал печататься в пансионских и университетских изданиях; во всяком случае, ни в «Приятном и полезном препровождении времени», ни в «Ипокрене» не появилось ни одной публикации за его именем. Первые его опыты собраны в сборнике «Плоды уединения», отпечатанном университетской типографией в 1802 году[152]. В «Плоды уединения» вошли четырнадцать разножанровых сочинений — несколько переводных и оригинальных прозаических миниатюр («Гимн добродетели», «О богатстве», «Чувства кающегося грешника», «Весеннее утро» и т. д.), два стихотворения, драма «Добрый внук», трагедия «Честолюбие и поздное раскаяние» и повесть «Мориц, или Жертва мщения». Стихотворения Гнедича совершенно беспомощны, а большая часть прозаических отрывков с полным основанием может быть названа «повторением общих мест литературы» эпохи (Егунов 1966: 313), где очевидные отголоски так называемой «кладбищенской поэзии» Э. Юнга (Edward Young; 1683— 1765) и русских вариаций юнговских мотивов (например, «Кладбища» Н.М. Карамзина), усиленные в пейзажных экспозициях оссиановским колоритом, сочетаются с риторической декламацией на назидательные темы и образчиками «чувствительных» сентенций в карамзинском стиле. Тем не менее несколько произведений, а именно драматические сочинения, «Мориц» и прозаический отрывок «Несчастная любовь», заслуживают внимания и позволяют судить о литературных ориентирах и пристрастиях молодого автора.