Выбрать главу

Утром она не вышла к завтраку. Оказалось, миссис Брукс уговорила её снова денёк — другой полежать в постели. Арктура повторяла, что на самом деле у неё ничего не болит, но почему — то чувствовала себя такой усталой, что была не в силах даже оторвать голову от подушки. Она хорошо спала ночью и ни о чём не тревожилась. Она послала Доналу записку с просьбой отпустить к ней Дейви, чтобы тот ей почитал, и дать ему книжку, полезную для них обоих.

Дейви с радостью побежал к ней, и Донал увидел его только на следующее утро, когда он появился в классной комнате.

— Ой, мистер Грант, — воскликнул мальчик, — знаете, какая Арки хорошенькая, когда лежит в постели? Такая бледная и такая милая! И говорит так тихо и ласково. Знаете, как она была благодарна, что я пришёл ей почитать? Я ещё никогда не видел её такой. Как будто она только что помолилась, и Бог обещал, что непременно даст ей всё, о чём она просила.

Донал немного встревожился, но надежда вскоре превозмогла всякие сомнения. Должно быть, она действительно начала обретать тот покой, что приходит лишь тогда, когда человек осознаёт рядом с собой Божье присутствие. Но откуда эта бледность? Неужели она умрёт? Сердце его пронзила острая боль. Без неё ему будет тяжело оставаться в замке даже ради Дейви!

Донал, как и Арктура, даже не помышлял о том, чтобы влюбляться. Он уже любил однажды, и душа его всё ещё не успокоилась, хотя в ней жила уже не сама боль отвергнутой любви, а лишь воспоминание о былом страдании. Он был вполне удовлетворён тем, что определил для него Всевышний Отец человеков: любить он больше никогда не будет! Но он не хотел скрывать от себя, что дружба с леди Арктурой и та помощь, которую он протягивал ей в ответ на её просьбу, привнесла в его жизнь новую и свежую струю. Уже давно, когда в его сердце впервые шелохнулась сила и он начал слагать свои песни в полях и на горных пастбищах, Донал почувствовал, что самое достойное в мире дело — это освещать истинным светом затенённые жизни отчаявшихся братьев и сестёр. Ведь именно для этого пришёл на землю Сам Господь! Даже тоска и печаль не вытеснили этого из его памяти — ну, разве что на неделю или вроде того. Боль ещё мучительно терзала его, когда он вдруг как бы проснулся, вспомнил о том, ради чего живёт, и почувствовал раскаяние, самоосуждение, почти презрение к самому себе. Нет, он должен радоваться, что сумел помочь этой милой девушке, чья жизнь, казалось, была окутана в непроницаемую тайну и замешательство, которые всё время подбирались к ней ближе и ближе; радоваться не только до самой своей смерти, но и всю грядущую за смертью жизнь! Это великое и благородное дело доверил ему Отец, и оно пребудет в вечности, потому что Донал помог открыть дверь человеческого сердца, чтобы туда вошёл Господь. Изнутри Арктура слышала Его стук и пыталась открыть, но так и не смогла. Трудиться рядом с Богом, помогая ближнему, — вот самое высшее призвание на свете, и единственное условие состоит в том, чтобы в доме нашем всегда присутствовал Сам Господь.

К концу недели Арктуре стало лучше, и она уже могла видеться с Доналом. Она попросила миссис Брукс поставить свою кровать к ней в спальню и превратила свой будуар в маленькую гостиную. Здесь было светло и уютно, и Донал подумал, что выбрал бы для леди Арктуры именно такую комнату. Её нынешняя спальня, куда миссис Брукс уговорила её перебраться, тоже была одной из самых больших комнат в замке, которую раньше называли Розовой гостиной. Конечно, она тоже выглядела старомодно, но была светлой и приветливой несмотря на величавость и строгость очертаний, роскошные занавеси и тёмные старинные полотна; в ней не чувствовалось простого домашнего уюта, но зато большую часть дня в окна струился яркий солнечный свет. Донал сердечно одобрил такой выбор. Оказалось, Арктура не хотела перебираться сюда раньше, потому что боялась, что радостное, приветливое окружение притупит её внутреннюю тоску и она забудет о своём истинном положении, и перестанет стремиться к истинному покою.