Однако граф просто отказался обращать на это своё августейшее внимание. Дело сделано, сказал он. Он сам видел этого учителя и беседовал с ним, и Донал ему понравился. К тому же, молодой человек сам рассказал ему о неудовольствии священника! Просто надо попросить, чтобы при обучении Дейви он не касался вопросов религии и веры. Таким образом, граф дал племяннице понять, что разговор окончен, и начисто о нём позабыл. Его светлость не желал предпринимать ничего такого, что потребовало бы от него усилий воли, сознательного размышления и логических выводов. Кроме того, для него не существовало вещей настолько важных, чтобы заниматься ими безотлагательно.
Леди Арктура больше не возвращалась к этому вопросу, зная, что спорить с дядей бесполезно, а пытаться принудить его к действию — ещё бесполезнее. Но её снедало мучительное сомнение: а вдруг она пренебрегает своим долгом? Она пыталась убедить себя, что ожидает лишь того дня, когда у неё самой появится явное и справедливое недовольство новым учителем, чтобы она могла честно об этом заговорить.
А теперь? Какой вывод она должна была сделать, услышав, как Донал читает апокрифы? В любом случае, подобное поведение говорило не в его пользу. Ведь у него в руках была не Библия, хотя читал он именно так, как читают Писание. А ведь вместо этого он мог бы читать саму Библию! Кроме того, апокрифы были опасно близки к Священному Писанию, но не входили в него, так что интересоваться ими, по меньшей мере, дурно и неблагочестиво! Но в то же самое время Арктура не могла отогнать от себя то неизгладимое впечатление, которое произвёл на неё и сам отрывок, и то, как Донал его прочёл. Звучное и сильное осуждение величественных строк проникло ей в самое сердце, и она не могла понять, почему они так задели её. Быть может, она просто ещё раз ощутила собственную греховность?
Леди Арктура принадлежала к многочисленной категории верующих, в которых чуткая совестливость сочетается с плохо обученным разумом и которые в результате обречены на многие и долгие страдания. Она заметно отличалась от своей подруги.
Религиозные мнения Софии Кармайкл (которые были не столько духовными, сколько метафизическими, но при этом всё равно оставались довольно убогими) никогда не причиняли ей душевного или умственного беспокойства, хотя она держалась за них с упорством дикой кошки, запустившей когти в добычу. Хотя, быть может, именно поэтому она и держалась за них с таким упорством: ведь они полностью соответствовали и подчинялись её желаниям!
Она не беспокоилась о том, чего хочет от неё Бог. Главное было придерживаться той верной доктрины, которая, как ей казалось, надёжно обеспечит ей будущее блаженство. Её собственная совесть перед Богом никак не влияла на её воззрения, а её сердце вообще не имело с ними ничего общего. Зато её голова (или, вернее, память) была начинена всевозможными мнениями и вопросами веры и религии. Она никогда и ничего не рассматривала отдельно, как оно того заслуживает, и не думала, соответствует ли то или иное высказывание истине — само по себе. Если оно доходило до неё из анналов Церкви, этого было достаточно, и чтобы доказать его состоятельность, она готова была перерыть всю Библию, выискивая там соответствующие тексты и подгоняя их к данному случаю. Любое другое толкование Писания, отличающееся от того, которое передали потомкам отцы Церкви, непременно должно было проистекать от дьявола! А если кто — то вдруг начинал возражать против истинности традиционного изложения церковных доктрин, тем самым он возражал против высшей Истины.