Дед же, как всегда, был непроницаем. Он медленно поднял голову, когда ввалились в кабинет ребята во главе с Прокопом Максимовичем, и поморщился:
— Что-то больно много вас…
— Дело большое! — разводя руками и благодушно улыбаясь, ответил Прокоп Максимович.
— И все по одному делу?
— Все.
— Ну-ну! — проворчал Дед. — Садитесь. Слушаю. — И закрыл глаза.
Андрей умоляюще посмотрел на Светличного.
— Начинай ты, Федор!.. — прошептал он.
Светличный пожал плечами и начал.
Он начал прямо с того, что положение на шахте нетерпимое (услышав это, Петр Фомич в испуге даже подскочил с места), что забойщики и их отбойные молотки используются вполсилы, что в уступах тесно, развернуться негде ("Людям в глаза стыдно смотреть!" — перебил его Виктор), что передовые шахтеры давно уже болеют этими мыслями и думают, как улучшить дело, как брать угля больше ("Так, так, так!.." — шептал Андрей), и что вот в результате долгих раздумий нашли шахтеры Андрей Воронько и Виктор Абросимов выход из положения и…
— Какой же? Какой выход? — нетерпеливо закричал Петр Фомич и почувствовал, как нервная судорога уже стягивает кожу у него на лбу и на лысине.
Дед невозмутимо молчал. Казалось, он и не слушал вовсе, дремал. Его глаза по-прежнему были прикрыты тяжелыми веками.
— Какой выход? — усмехнулся Светличный. — А вот… — и он просто и кратко изложил проект Андрея и Виктора: дать забойщику всю лаву, а труд разделить.
— Но это нельзя… нельзя… невозможно! — вскричал Петр Фомич. — Это… не предусмотрено. И притом опасно!.. В смысле управления кровлей… И как вы можете говорить: нетерпимое положение на шахте? А план? Мы же систематически выполняем план, даже перевыполняем на один-два процента… Вот цифры, извольте, поглядите… Будьте добры!.. — Он разволновался, расстроился; в Светличном и Викторе он теперь видел не просто беспокойных людей, а грозных обвинителей. Болезненно морщась, он ждал, что вот сейчас кто-нибудь из них — молодых, беспощадных — бросит ему в лицо обвинения.
А Дед молчал.
— Да вы не волнуйтесь, Петр Фомич! — улыбаясь, вмешался дядя Прокоп. — Вы разберитесь. Я и сам попервах растерялся. И те же доводы привел: кровля, зарплата, обычаи… А разобрался…
— Нет, нет, и не говорите! — испуганно замахал на него руками Петр Фомич. — Вы просто не все учли, недодумали… Вот хоть взять инструкцию по технике безопасности… вот последний циркуляр наркомата, — он стал судорожно разворачивать какие-то папки. — Или правила ведения горных работ… Это в любом учебнике… — Он вспоминал все эти книги, циркуляры и параграфы затем, чтобы успокоить себя, но, вспомнив их, окончательно сам себя запугал и закричал, испугавшись: — Нет, нет, я категорически, категорически против… То, что вы предлагаете, немыслимо, невозможно… не выйдет!
— Нет, отчего же? — раздался вдруг негромкий голос Деда. — Это возможно.
Андрей обрадованно повернулся к нему.
— Да? Правда ж? — благодарно воскликнул он и подумал: "Какой же хороший человек Дед!"
— Вполне возможно. Отчего ж? — равнодушно подтвердил Дед и поднял сонные глаза на Андрея. — Все у вас? — спросил он.
— Да-а… Это — все.
— Гм… Ну-ну! Хорошо. Тогда, что ж, бувайте здоровы! — неожиданно сказал он, мотнув головой и придвинул к себе бумаги. Разговор был окончен.
Андрей растерялся.
— А… а рекорд? — ничего не понимая, спросил он.
— А про рекорд забудь! — строго сказал Дед. — Забудь! Слышишь? — приказал он. И опять углубился в бумаги.
Но тут уже Виктор взорвался.
— То есть как же забудь? Нет. Стой! Мы про это забыть не можем!.. Вот это где у нас! — крикнул он и гулко ударил себя кулаком в грудь.
— А я говорю: забудь! — не повышая голоса, но властно и с силой повторил Дед. — Понял? Не будет у меня на шахте рекордов. Пока я жив — не будет!
— А ты легче, Игнатович, легче!.. — возмутился и дядя Прокоп. — Ты не забывай себя. Зачем же так? Мы к тебе не с просьбой пришли. Мы, если хочешь знать, мы требовать пришли. Не один ты на шахте хозяин. Мы, брат, все хозяева.
— Плохой же тогда ты хозяин, кум! — сердито скривился Дед. — Хороший хозяин — тот даже о своей собаке думает. А ты… ты разве о людях подумал? Эх, ты! — с горечью сказал он. — Стыдно! Стыдно, старик! Ну, пускай они, — презрительно мотнул он головой на ребят. — Они молодые, им прославиться надо, выскочить… А ведь ты старый горняк. Ты б хоть о товарищах подумал…