А по лицу не катился, а полз тяжелый, липкий и грязный пот, застилал глаза, капал в рот — соленый, и Андрей то и дело вытирал его рукавом колючей брезентовой шахтерки.
"Только бы не упасть, не отстать, стыдно! — думал он на ходу. — Далеко ли еще? Ой, не дойду!"
"В шахте, милок, всему надо учиться сызнова, как ребенку, даже ходить!" — вспомнил он слова дяди Онисима. — "Ой, научусь ли я? Привыкну ли?" И опять зацарапали душу сомнения и страхи: да когда же он избавится от них?
— Вот и пришли! — раздался где-то далеко впереди голос десятника.
Действительно, где-то там, во тьме, уже были видны огни. Еще несколько шагов — и Андрей тоже вошел в широкий, просторный штрек.
Ну, вот! Здесь были люди, движение, жизнь. И свежий воздух. Андрей жадно сделал несколько нетерпеливых глотков и чуть не захмелел: какой же это вкусный, сладкий, пьяный воздух, такого и в степи нет.
— Вот и Дальний Запад, ребятки! — почти торжественно объявил десятник.
На его сухоньком лице не было ни росинки пота. Он, видно, и не устал ничуть.
— Мы сейчас в лаву полезем? — спросил Виктор.
— Полезем, благословясь, — благодушно сказал десятник. — Вам сегодня все посмотреть предусмотрено. А уж завтра — и в упряжку. Пора! Пятый день уж рудничный хлеб кушаете…
— Мы свой хлеб отработаем! — обиженно сказал Виктор.
— А я не с попреком, я к слову… — объяснил десятник. — Ну-с, все налицо? — спросил он, окидывая взглядом горсточку новичков. — Никто не отстал? Добре! Теперь мы, благословясь, в лаву полезем, ребятки. Лава — это место, где добывается ископаемое, то есть уголь. Состоит из линии забоев. В этой лаве, куда мы полезем, забоев — десять. Пласт, как вам уже объясняли, небось, — круто падающий. Забои расположены уступами. Ну, да вы все это на практике увидите, в лаве. Мы-то ее промеж себя полем зовем, — усмехнулся он. — Да-а… Полем, полюшком. Чай, и мы не под землей-то родились! — сказал он с каким-то вызовом. — Живали и мы на земле. В крестьянстве. Вот и полюшко. Хоть и не пашем мы, а все-таки… память. Как в песне поется:
— Он к шинкарочке идет!.. Знаем мы эту песню! — фыркнул Светличный.
— А что же? — обиделся старик. — Из песни слов не выкинешь…
— Слова что! А шинкарочку выкинуть надо бы!
Все засмеялись.
— Да уже выкинули, выкинули! — засмеялся и десятник. — Теперь непьющие мы, новобытные. В новом быте живем, горло квасом полощем. Ну, смешки в сторону, полезли, что ли?
— Да куда лезть-то! — воскликнул Мальченко.
— А сюда! — кратко объяснил десятник, показывая на какую-то щель в породе. Затем он прицепил лампочку крючком к куртке, чтобы руки были свободны (все ребята машинально сделали то же), стал на четвереньки и, крикнув: — Ну, с богом! — первым нырнул в дыру.
Все поползли за ним.
"Вот она где начинается, шахта-то!" — догадался Андрей. Он полз во тьме, ничего не видя, не понимая, извиваясь всем телом, как червяк, и больно стукаясь то коленками о какие-то стойки, то головой о совсем низкую кровлю. А впереди и сзади него, так же стукаясь, пыхтя и сопя, ползли все. И Андрей невольно подумал, что вот так же, как они в пласт, вползает, вероятно, и червяк в древесину дуба, через выточенный им же самим и для себя "ходок", еле заметный человеку. Думает ли при этом червяк, что он покорил дерево, что он царь природы?
"Да нет, червяк ничего не думает! А человек не червяк. Человек все может!" — "А ползем, как черви". — "Ну и пусть! Это оттого, что тут механизации настоящей нет. Вот возьмется за них Светличный!" — "Да какая ж машина сюда сможет вползти? Тут и человеку-то тесно!" — "Машину всякую можно придумать". — "Да кто ж придумает? Небось пытались уже". — "А может, это я, я придумаю!" — вдруг в запале сказал себе он и сам поразился этой мысли.
Он даже остановился на секунду, перестал ползти. Ах, как бы это было славно, как хорошо, кабы именно он придумал эту машину! Только бы придумать, а уж люди подхватят, сделают, да и Светличный поможет. Эта мысль восхитила его; и ползти даже легче стало; будто и щель раздвинулась и кровля стала выше, обернулась небом.
Но тотчас же и вечный червячок пробудился в нем.
"Да где ж тебе придумать? Ты и не инженер вовсе!" — с сомнением пискнул червяк. "Ну и что ж! Инженером можно стать", — возразил в нем человек. "Так для этого ж учиться надо много, где тебе!" — точил червяк. "И буду! И буду! И буду учиться!"