Выбрать главу

Антуан Володин

Дондог

Часть I

ДЕТИ

1

Черный коридор

По грязным плиткам коридора задребезжала консервная банка. Дондог, по-моему, едва задел ее левой ногой, но она тем не менее покатилась. В сгустившейся полумгле было не разобрать, из-под чего эта банка — из-под пива или колы. Пустотелый, легкий алюминиевый цилиндр продолжал свой шумный путь, потом остановился, не иначе прилип к более тяжелым, более липким отбросам.

Пол шел под уклон. Как и повсюду в Сити, каменщики, пристраивая новые жилые массивы к уже существующим, пустили горизонтальность на самотек, посчитав, что, застыв, цемент сдюжит, а стены в любом случае просядут и сведут на нет все усилия строителей. Поэтому коридор выглядел словно грязная, отвратительно выделанная кишка. Воняло жареным чесноком, рыбьими потрохами, прогорклой сыростью, разило трущобами, в которых пыталось выжить отребье низших рас, смердело крысиной мочой, разложением, гнусной старостью почти любой вещи. В тридцати шагах за приоткрытой решеткой виднелась лестница наверх, на шестой этаж. Возможно, на шестой. Из-за того, что пришлось пробираться узкими проходами, которые то и дело вынуждали спускаться на несколько метров, или наклонными промежуточными уровнями, что вели из одного здания в другое, Дондог потерял все ориентиры. Он уже не мог сказать, где в Сити находится, насколько глубоко в него проник, на какую высоту, и в настоящий момент продвигался вперед по узкому проходу, который относил к окрестностям пятого этажа. За ромбами многостворчатой решетки на ступенях брезжил слабый зеленоватый отблеск. Должно быть, чуть дальше тщилась осветить помещение лампа дневного света.

Когда затих последний отголосок металлического громыхания, Дондог осторожно продвинулся на пару шагов и замер.

Не зная поначалу, на чем сосредоточить свою мысль, он представил себе банку, наткнувшуюся на куриные кости или недоеденный рис, представил тараканов, исследующих этот странный предмет, настороже, в волнении перебирая антеннами, неподвижных, как и он сам.

Все было более или менее спокойно.

Вслед за тараканами в голове у Дондога всплыли четыре имени.

Джесси Лоо.

Тонни Бронкс.

Гюльмюз Корсаков.

Элиана Хочкисс.

Он едва слышно пробормотал их, ибо его память, чтобы работать, нуждалась в языке. Затем вздохнул.

Из недр здания доносился шум моторов: это насосы перегоняли в резервуары на крыше воду из скважин. На их равномерную вибрацию накладывался гомон телевизионного сериала, музыка и лепет нескольких радиопередач. Очевидно, обитатели Сити принадлежали разным этносам. Дондог навострил уши, за десятилетия привыкшие к интернациональной лагерной тарабарщине, и узнал ту смесь наречий, которая распускается пышным цветом только за колючей проволокой и которую ему представилась возможность осваивать всю свою жизнь. Тем не менее ему так и не удалось целиком разобрать ни одной внятной фразы. Все было искажено, как будто в дурном сне или когда, к примеру, пытаешься понять, что с грехом пополам мямлит по-монгольски американец, или разобрать исковерканный немцем чиу-чоу, или еще того хуже.

Этажом ниже кто-то забил в доску два гвоздя, и снова воцарилось спокойствие.

Дондог истекал потом. Он не переодевался с того момента, как вышел из лагеря, и в телогрейке, в которой он некогда ходил на лесоповал, было чертовски жарко. Дондог чувствовал, как по щекам, по бедрам, вокруг глаз, под мышками стекают капли пота. Он не двигался в тошнотворной темноте. Словно до самой смерти ему уже не захочется пошевелиться.

На языке продолжали вертеться имена, но он их не произносил. Элиана Хочкисс. С ней, про нее надо будет еще уточнить, подумалось ему.

Тем временем под каблуком Дондога, мне кажется правым, барахтался полураздавленный таракан. Барахтался для проформы. Никто его не замечал, и, по сути, он был совсем как мы, он стремительно терял интерес к собственному будущему.

Через какое-то время за спиной у Дондога открылась дверь, но не железная решетка перед ней, которая предохраняла квартиру от убийц и воров. Квартира состояла из единственной комнаты без окон, освещенной по центру неоновой лампой. В неожиданном свете Дондог предстал ночным животным, не слишком агрессивным, но до крайности неприглядным. Его отслужившая свое на лесосеках телогрейка не оставляла сомнений в том, что он не слишком преуспел в жизни — или, по крайней мере, недостаточно продвинулся в лагерной иерархии, не дослужился, чтобы выйти оттуда с почетом, в опрятном обмундировании. Какая-то женщина, рассмотрев его, поинтересовалась, что ему нужно, что он, собственно, тут, застыв в темноте, делает и не замышляет ли чего дурного. С черных ромбов высившейся между ними решетки свисала бахрома черной пыли. Решетку скреплял висячий замок.