— Почему его пустили в хранилище?
— В депозитарии он сказал менеджеру по работе с клиентами, что вы дали ему срочное поручение, после чего и был пропущен, тем более что ячейка на Царькова и оформлена…
Портной взвыл, как загнанный на охотников зверь, то ли от злости, то ли от обиды на самого себя и с силой ударил громадными кулаками по массивному столу.
Константин Юрьевич взял паузу, а затем негромко спросил:
— Разрешите продолжать?
Портной, обречённо глядя на него исподлобья, молча кивнул.
— Затем Царьков покинул помещение банка с большой сумкой в руках и уехал.
— На чём?
— На вашем служебном автомобиле, а сумку положил в багажник
— То есть когда он забирал меня из казначейства и вёз домой, сумка находилась в багажнике моей машины?! Подобная борзость ему явно несвойственна.
— Я не готов ответить, он мог её выгрузить и до того, как заехал за вами. Ваш автомобиль прибыл в гараж вовремя, ключи он сдал на пост и уехал на своём личном «авео».
— Свободен.
— Семён Григорьевич, я посчитал нужным поднять его кредитную историю…
— Говори.
— Царьков воспользовался программой кредитования сотрудников для покупки того самого автомобиля. Сумма вроде небольшая — шесть с половиной тысяч долларов. Четыре месяца он выплачивал исправно, но потом выбился из графика.
— Почему меня не поставили в известность?
— О том, что он взял ссуду, или о том, что перестал платить? — Константин Юрьевич слегка наклонился вперёд и застыл, всем своим видом показывая, что готов терпеливо принять и вытерпеть любые эмоции шефа.
— О его финансовых сложностях! — Портной перешёл уже на крик, срывая голос.
— Мы не придали этому большого значения: он малыми платежами погашал, но не в установленные дни, а так, когда придётся. Давал пояснения, что занимается продажей маминой квартиры и погасит основную часть займа в ближайшее время.
В этот момент на пороге появилась Лиличка с подносом, и все замолчали. Гнетущая, сжавшая в кабинете воздух и всё пространство нервозная тишина надавила и на неё. Под пристальным взглядом трёх пар глаз она с непривычным напряжением стала снимать с серебряного подноса белоснежные фарфоровые чашки. Ее руки слегка подрагивали, отчего посуда дробно позвякивала, и Лиле пришлось сконцентрировать все усилия, чтобы не опрокинуть какую-нибудь чашку и не обжечь начальство.
— Остолопы! Дятлы умнее вас, профессионалы чёртовы! Это всё?
— Так точно, Семён Григорьевич.
— Уйди с глаз моих, я потом казнь тебе придумаю, когда сердце отпустит, — Портной отхлебнул горячугцего кофе и закашлялся, раздражённо замахав крупными, бесполезными сейчас руками.
Константин Юрьевич, которому так и не представилось прикоснуться к предназначенной для него чашке, по-военному развернулся через левое плечо и спешно покинул кабинет.
— Кофе хороший, забери с собой, — автоматически бросил ему вдогонку Портной, так и не избавившийся, несмотря на положение, от мелкой рачительности.
— Смотри, как бы он тоже не ошпарился. Эх, Сёма, Сёма, неужели тебя мама в детстве не учила, чтобы ты не экономил на заварке? — холодная ирония Черепанова являлась своеобразной защитой в критических ситуациях, когда очень хотелось выйти из берегов.
Портной ничего не отвечал и лишь сосредоточенно сопел.
— Ну, что вам сказать, мой друг, заведение у вас очень демократичное, отношение к сотрудникам — просто мечта любого клиента собеса, мне всё понятно, — Иван стал листать записную книжку телефона, отыскивая номер своего хорошего товарища, начальника городского УБОПа подполковника Сердюкова. — Геннадий Андреевич, добрый день, Черепанов. Пошептаться бы, времени займу немного. Да, спасибо. Давайте чайку попьём в «Офелии». Это рядом с вами, один квартал. Так точно. Выезжаю.
Положив трубку, он повернулся к Портному и добавил:
— А ты, Семён, покуда выпей таблеток — тебе виднее каких. И постарайся не получить инфаркт, не кричи и не стучи руками по мебели. По людям тем более. Вечером позвоню. Да, вели сделать копию личного дела своего доблестного водителя… Ну, я поехал.
Даже самые законспирированные романчики в любом коллективе быстро становятся достоянием гласности. Хотя на работу Семён и Лилия ездили порознь, а на людях соблюдали строгость и нарочито дистанцировались, обращаясь исключительно на «вы», всё равно, как водится в таких случаях, о них быстро узнали.
Сёма чувствовал себя так тревожно, как никогда в жизни, поэтому решил начхать на формальности и этикет. Он вышел в приёмную, не обращая внимания на нескольких посетителей, которые в ожидании аудиенции утонули в удобных кожаных диванчиках, недавно доставленных прямо из Италии, если верить цене и документам.