— Всё нормально, на работу, — Портной достал из кармана телефон и набрал помощницу Лилию. — Проверь, свободна ли наша служебная ячейка в депозитарии, в пятницу придёт крупная сумма, нужно место.
Трубка лаконично доложила, что поручение принято к исполнению, и Портной принялся делать пометки в своём еженедельнике.
Семён Григорьевич первые годы работы в банке свято чтил писаные и неписаные правила и не позволял себе никаких шашней с подчинёнными, хотя контингент барышень здесь подобрался не хуже, чем в модельном агентстве. Тот же Ваня Черепанов вечно шутил, мол, на такую работу нужно в слюнявчике ходить. Да уж, в этом цветнике любой ценитель женского пола слюной бы изошёл.
Девицы ходили на работу, как на кастинг. Правило избегать излишне вызывающего макияжа и одежды предполагало наличие вкуса. Поэтому негласная, но крайне ожесточённая конкуренция уходила в плоскость совершенствования стиля, одежды, манер, речи, постоянного ухода за телом и фигурой.
Рациональные мозги Портного никак не могли дать простое логическое объяснение тому факту, что девушка тратит почти всю свою зарплату на внешние атрибуты ради того, чтобы покрасоваться на работе, утереть нос подругам и получить очередную зарплату, которую вновь целиком принести в жертву украшению себя для любимого банка. При этом большая часть барышень, состоящая на реальном содержании родителей, мужей и спонсоров, свято верили и заставляли верить своих близких в то, что благодаря каким-то их особым личным талантам они попали в особую касту банковских служащих. За ними в неравных условиях вынуждены были тянуться из последних сил и девицы с более скромными финансовыми возможностями.
В студенческие годы Семён получил в общежитии обширный опыт общения с противоположным полом. Женщины считали его хорошим любовником. Тонкости постельных отношений он действительно освоил досконально. А главное, устраивал всех тем, что не говорил неприятных вещей и ничего не требовал. Это создавало иллюзию, что такова и есть его сущность. На самом деле Портной просто не развивал дальнейших отношений, иначе, безусловно, вылезли бы скандалы, обиды, требования, ограничения, враньё и разоблачения — весь тот замечательный набор ингредиентов для «борща», который ежедневно покорно хлебали его друзья, ударившиеся в затяжные романы, женитьбы и прочие опасные игры с женщинами. Портной, являясь в душе приверженцем традиций и семьи, вступление на этот путь всё время откладывал.
Он честно отдавал себе отчёт в том, что не является человеком нежадным и бескорыстным. И увеличение заработков было приятно для него прежде всего тем, что открывало всё новые возможности для нового увеличения возможностей зарабатывать, но при этом поглощало практически всё время и силы, которых год от году не прибавлялось. Хотя в постели с женщинами он по-прежнему чувствовал себя уверенно, решиться на какие-либо изменения у него уже не было духу. Дом успешно вела домработница, научившаяся безупречно разбираться в его предпочтениях и привычках.
Семён Григорьевич любил делать то, что умел, и то, что у него хорошо получалось. Что за удовольствие сесть играть в поезде в карты против бригады шулеров, если заранее известно, что они тебя «разуют»? Или выйти на ринг против профессионального боксера? По голове получить и лечиться потом — зачем?
Красиво нарисоваться на свидании — это одно, а жить бок о бок с другим человеком — совсем другое. Возможно, сыграло свою роль и то, что отец Портного умер очень рано, — его воспитывала мать, и постигать премудрости семейной жизни — быт, взаимные требования, личные привычки, увлечения, вкусовые пристрастия, наконец, — изнутри он не мог.
Сёма хорошо помнил приключившуюся с ним историю, когда одна весьма активная барышня затянула его на горнолыжный курорт. И зачем он согласился? Лыжи его никогда не прельщали. Корячиться, чтобы напялить эти неудобные ботинки, страдать на занятиях с инструктором, обнаруживать свою бездарность к этому спорту, а после ходить враскорячку, следить за тем, чтобы не сломать при падении руку или ногу? В конце поездки Сёма обнаружил, что в спутнице его раздражает каждая мелочь — дурацкая болтовня, грубоватый смех, неряшливо разбросанные вещи. Впрочем, и его терпеливость, умничанье, педантичность и небритые подмышки вскоре тоже вызвали у любительницы горных лыж тихую ненависть.
Поэтому Портной, как улитка, научился прятаться в своём домике. Конечно, по житейским канонам ему давно уже следовало обзавестись детьми. Портной не то чтобы поставил на этом крест, но и усилий для решения вопроса не прилагал никаких — будет как будет. А отеческую заботу перенёс на племянников — сыновей своей сестры Софы. Для них, воспитывающихся без отца, он был больше чем дядя.