Я выпила уже не одну чашку чая, но он меня не согревал. Вода с травами, а мне нужно было что-то другое, совсем другое. И стоило мне только об этом подумать, как волной накатывал страшный голод. Мне нужна была его кровь, я хотела ее больше всего на свете.
Стараясь держаться ровно, я поднялась по лестнице и, лишь плотно прикрыв за собой дверь, позволила себе рухнуть на кровать и глухо застонать в подушку. Пальцы сжимали и разжимали простынь, - нервные, безостановочные движения. Тело то сгибалось в дугу, то расслаблялось, сердце громко стучало в груди, отдаваясь в ушах. Все предметы вокруг раздражали, невозможно было остановить взгляд на чем-то одном. Потолок давил, и только ветер из распахнутого окна приносил облегчение с надеждой на то, что в нем может показаться моя жертва, чьей крови я так неумолимо хотела.
Дрожащими пальцами я вытерла пот со лба. Я понятия не имела, который час, но мне становилось все хуже, и я понимала, что спасения ждать неоткуда. Нужно было что-то делать. Мое тело поднялось само, машинально, словно давно зная, что ему нужно, и направилось к окну. Двинувшись к своей цели, оно стало послушным и гибким, и я не заметила, как по удобным веткам липы спустилась вниз, на землю, как была: в трикотажных шортах и футболке, босиком. Я покинула наш сад, перебралась через соседский огородик и двигалась дальше на свет невидимого маяка. Это отчасти было похоже на лунатизм, только я никогда не была лунатиком и находилась в сознании. Прилично затуманенном сознании, если честно. Моим телом управляли инстинкты, вернее, один прочно поселившийся в нем с недавних пор голод.
Я десятки раз была в историческом музее, этом грустном сером здании, стоящем особняком на холме в сердце нашего города. Помнится, в детстве, мне нравились в нем только диорамы и скелет мамонта, ради которых я и просила бабушку сводить меня туда снова. Экспозиция начиналась с первого этажа и каменных орудий труда и заканчивалась на третьем. Мне никогда раньше не доводилось бывать в подвалах. А они оказались обширными, уходящими на несколько уровней вниз. Мои пальцы сами набирали нужные комбинации цифр на кодовых замках, и двери открывались беспрепятственно.
Наконец, я достигла своей цели. Как только моя рука коснулась последней двери, я поняла, что он - там. Жажда, казалось, достигла своего пика и сжигала меня изнутри.
- Андрей, - выдохнула я, прижимаясь щекой к холодному металлу, отделявшему меня от его убежища.
Он открыл. В его глазах плескалось потрясение вперемешку с обреченностью.
- Ты нашла меня, - проговорил он.
- Ты мне нужен, - сердце сильными мощными ударами разгоняло кровь.
- Знаю, - криво улыбнулся он, настороженно застыв в дверях, будто не зная, чего от меня ожидать. Затем, наконец, что-то решив, отошел в сторону: - Заходи.
Я вошла и осмотрелась по сторонам. Тут, под землей, у него оказалось ничем не примечательное холостяцкое жилище, с минимумом необходимых вещей. Я тихо присела на край его кровати, вдруг очнувшись и ощутив, какую глупость совершила, придя к нему не прошенной гостьей. Разыскав его каким-то невероятным маниакальным образом. Жажда не ушла, но, очевидно, проснулось мое затуманенное сознание, когда тело, наконец, достигло своей цели.
- Я не могла заснуть, - оправдываясь, произнесла я, а пальцы уже нервно сминали его простыню. Я посмотрела на него: мои глаза, казалось, намеревались прожечь в нем дыру.
Андрей ничего не ответил, только нервно прошелся по комнате.
- Это мое убежище, тебе не следовало сюда приходить, - наконец, произнес он. Его слова болью отозвались в моем сердце. Мне так хотелось избежать разговоров и просто прижаться к нему, разделить с ним постель и кровь.
- И это несколько меня пугает, - закончил он и внимательно посмотрел на меня, очевидно, ожидая какого-то понимания в ответ. Я же только знала, что его слова отделяют меня от его тела, и это меня расстраивало. А холод в его голосе не предвещал ничего хорошего в будущем.
- Тебе не следовало сюда приходить, - снова повторил он, и на этот раз я поняла, что совершила непоправимую ошибку. Я вдруг остро осознала, что он уйдет, и я больше никогда его не увижу. Что ровно в тот момент, как я появилась на пороге его комнаты, я его потеряла, раз и навсегда. И исправить уже ничего нельзя. Жажда с новой силой накрыла меня. В последний раз быть с ним рядом, чувствовать его, сгореть, забыться. Я подошла к Андрею и приникла к его губам. Он ответил, но на этот раз его движения были резкими, а ласки - жестокими. Через несколько секунд он повалил меня на свою кровать и, сдернув шорты, взял грубо и без прелюдий. Но я извивалась и стонала, потому что именно это мне и было нужно - неистовая ярость, способная затопить мое отчаяние и голод, а не медлительность и нежность долгих часов впереди.
Жажда не исчезла, но близость с ним позволила мне ее пережить. Мне не хотелось вставать, не хотелось покидать его постель никогда. Хотелось вечно заниматься с ним любовью так, словно это наш последний раз, засыпать от усталости и вновь просыпаться с ним рядом. Но, пока я витала в грезах, он уже успел встать и одеться. И теперь возвышался неумолимым судьей над кроватью.
- Нам пора, - произнес он, - одевайся.
- Скоро рассвет. Оставайся, я доберусь сама, - я поднялась и стала натягивать свою скромную одежду, запоздало испытывая неловкость. А в моем сердце появился неприятный холод дурного предчувствия, заставлявший пальцы запутываться в футболке, а руки - дрожать.
- Ты не поняла, - медленно проговорил он. - Я больше не могу оставаться здесь.
- Почему? Потому что я разоблачила твое убежище? - не выдержала я. - Ты же знаешь, я никогда никому не скажу. Если хочешь, я забуду о нем сразу же, как только выйду наружу.
- Не забудешь, - он покачал головой, и я поняла, что несу чушь. Конечно, я уже никогда не забуду ни этот подвал, ни дорогу к нему. Каждый поворот и код на дверях навечно отпечатался в моей памяти. Потому что был важен для меня, как и он сам.
- Андрей, - жалобно пробормотала я, боясь услышать то, что он скажет мне дальше.
- Нам лучше расстаться, - слова ударили меня так, что я едва осталась стоять на ногах.
- Нет, пожалуйста, не надо...
- Мне жаль, - но его голос на самом деле был холоден и пуст. Он принял решение еще до того, как мы занялись сексом, и теперь лишь озвучил его. Я чувствовала себя больной и униженной. Мне хотелось закрыть глаза, открыть и проснуться в другой реальности, в которой я не приходила к нему, не совершала так и неосознанной мною до конца непоправимой ошибки, вернуться на день раньше, когда все было замечательно. Когда он бережно обнимал меня, заботился и любил... Любил ли он меня хоть когда-нибудь? Или все это была лишь игра, которую он счел слишком опасной и потому решил прекратить?