В начале марта 2005 года я снова поехал на антидопинговый симпозиум в Кёльн. Мне нужна была самая свежая информация о том, что происходит в лабораториях допингового контроля, причём из первых рук, а значит, необходимы личное общение и живые лекции, иного пути нет. Тем временем Николай Дурманов выбрал момент и поймал Семёнова на серьёзном нарушении. Во время зимнего чемпионата России по лёгкой атлетике было обнаружено несколько положительных проб, о чём Семёнов сообщил в официальном отчёте для Центра спортивной подготовки (ЦСП), отвечавшего за проведение допингового контроля в России. В то время ещё не было ни РУСАДА, ни электронных отчётов в программу АДАМС. Однако в своём факсимильном письме в IAAF и ВАДА Семёнов засветил только две положительных пробы. И кто-то не поленился направить в IAAF и ВАДА копию его отчёта в ЦСП, где были указаны четыре или пять положительных результатов, точно не помню.
Это был серьёзный скандал, поставивший под угрозу аккредитацию лаборатории. На всех письмах, отправленных в ЦСП, IAAF и ВАДА, стояла подпись Семёнова, и его судьба была предрешена. Вечером 17 марта, после окончания рабочего дня, Фетисов подписал два приказа — об увольнении Семёнова и о моём назначении с 18 марта, с пятницы, на должность исполняющего обязанности директора. Решили, что всё надо сделать тихо, об этом никто не должен знать. Оба приказа Дурманов сразу забрал и тайно зарегистрировал в общем отделе, потом позвонил мне, чтобы завтра я был готов к десяти часам утра: мы идём снимать Семёнова с должности директора. Оставалось только не спугнуть Семёнова, обеспечить его присутствие на рабочем месте, чтобы он не сбежал и не залёг в больницу. Для этого ему направили письмо, сообщавшее, что завтра в первой половине дня его лабораторию посетит иностранная делегация, мол, просим вас находиться на месте, чтобы лично показать оборудование и рассказать про допинговый контроль. И вдогонку ещё и позвонили, попросили подтвердить, что письмо получено и ему присвоен входящий номер. Это сработало, Виталий Александрович стал ждать делегацию.
И вот мы, делегация из нескольких человек, но без Дурманова, позвонили в дверь лаборатории на третьем этаже здания ВНИИФК. Боже мой, зазвенел тот же самый звонок из той моей прежней жизни; ведь я тысячи раз открывал и закрывал эту дверь! Вот внутри послышались шаги, и моё сердце буквально замерло — и сам Виталий Александрович Семёнов в галстуке и чистом белом халате открыл дверь. Я вошёл последним — Виталий нахмурился, покраснел и спросил, что я тут делаю. Я сказал, что я переводчик, ведь я действительно переводил ему многое…
Мы вошли, попросили собрать персонал лаборатории и при всех показали Семёнову приказ о его увольнении. Он сник, механически его подписал и получил заверенную юристом копию — юрист Росспорта входил в нашу «иностранную делегацию». Далее мы прошли к сейфу — и мне официально передали печать предприятия. Персоналу лаборатории объявили, что назначен новый директор. Я сказал Семёнову, что у него есть суббота и воскресенье, чтобы собрать свои вещи, в понедельник с утра я приступаю к работе.
Я вышел на весенний воздух полностью опустошённым. Прошёл через почти забытый парк в Росспорт, зашёл в кабинет к Дурманову и рассказал, как всё прошло. Наша мечта сбылась, и мы, придавленные таким событием, молча сидели на подоконнике и курили в открытое окно, в холодный мартовский воздух. Уже под вечер Николай спохватился и сбегал к Фетисову — доложить, что всё прошло успешно, как и планировали. И напомнил мне, что на следующей неделе я еду в Гент, в бельгийскую лабораторию, на контрольный анализ пробы Б Светланы Кузнецовой, выдающейся теннисистки, — в её пробе обнаружили эфедрин. Эта поездка была запланирована больше месяца назад, в какой-то прошлой жизни, когда я ещё не думал и не знал, что стану директором ФГУП «Антидопинговый центр».
С понедельника я решительно приступил к исполнению обязанностей директора. Первым делом я заблокировал все входные карточки, поменял коды на замках, поставил новую охрану на входе и издал приказ о полной инвентаризации. На должность ответственного за хозяйственную деятельность я взял Юрия Чижова, некогда сильного марафонца, бежавшего 2:11. Едва Семёнов удалился, как сразу начались проблемы. Я обнаружил, что совсем не осталось глюкуронидазы, фермента для гидролиза, и MSTFA, основного реагента, синтезированного Донике, — без них невозможно проводить анализы! То ли Семёнов их утащил с собой, то ли они закончились сами, времени разбираться не было, и я срочно заказал оба продукта. На первое время глюкуронидазу я позаимствовал у друзей, а затем в каком-то холодильнике, в самом дальнем углу, нашлись старые ампулы с MSTFA, реагент немного пожелтел, но это не беда. Я хорошо помню, как в Кёльне под тягой стоял большой аппарат для перегонки в вакууме, и профессор Манфред Донике лично чистил на нём MSTFA — не без легкого театрального эффекта и немного на публику, ведь этот реагент был его самым любимым созданием, на нём от века стоял весь допинговый контроль.