Вернувшись из Гента, я направил письма международным федерациям, сообщив, что по причине возникших технических трудностей определение эритропоэтина в Москве временно прекращено. У Семёнова эритропоэтином занимался профессор, три года числившийся на половине ставки, приходивший редко и снова исчезавший на неопределённое время. Столкнувшись с ним в лаборатории, я спросил, чем он занимается и когда будет готова методика. Он стал мне объяснять, что ведёт передовые научные исследования, широко и глубоко экспериментирует, работает над усовершенствованием методики определения ЭПО. Однако учёностью меня не обморочишь, полковник Скалозуб был молодец и выдал лучшую фразу в русской литературе.
Я продолжил расспросы:
— Исследования — это хорошо, но где сама методика? Почему за три года вы её не воспроизвели?
— Методика слабая и местами неправильная, поэтому она не была воспроизведена, — получил я ответ от профессора.
— Но почему тогда вы отправляли факсы с результатами проведённых анализов по определению эритропоэтина? — я начал понемногу злиться.
— Это делал Семёнов, — возразил мне профессор. — Эти факсы я не видел и результаты анализов не подписывал.
С этим профессором всё стало ясно: типичный представитель академической науки, мыслитель, которому идеи и открытия влетают в голову в любой момент, особенно когда его нет на рабочем месте. Дисциплина, серийные анализы с девяти часов утра и так изо дня в день — это не для него. Он не способен полностью сконцентрироваться на двухдневном тщательном анализе мочи, когда всё время на ногах — и с большим объёмом ручной и «мокрой» работы.
Однако надо было срочно что-то делать. Я позвонил доктору Гюнтеру Гмайнеру в Австрию, в Зейберсдорф, и попросил принять меня на пару дней, чтобы я мог посмотреть весь анализ на эритропоэтин «от начала и до конца», эта была любимая присказка Семёнова. Хватит тебе отстреливать российских спортсменов, Егора Титова и Настю Капачинскую, теперь помоги мне. Вообще, Гюнтер большая умница, он создал компьютерную программу по обработке результатов анализа эритропоэтина и накопил в этом деле огромный опыт. Я приехал и за два дня прошёлся по всей процедуре анализа: очень сложно и занудно, много тщательной ручной работы, потом какие-то невероятные реактивы и буферные растворы, их надо готовить свежими на определённых стадиях анализа! Мы договорились, что я возьму на работу нового сотрудника и сразу направлю его на обучение, после чего Гюнтер скажет, подходит этот специалист или нет. Этим новым сотрудником стала Юлия Дыхал — она и поехала в Австрию.
8.3 Пропавшие пробы
Но проблемы с ЭПО оказались только присказкой, а сказка была впереди: мы чуть не лишились аккредитации ВАДА! Летом пришёл запрос из Международной федерации гимнастики, даже жалоба — мол, год прошёл, а они так и не получили результаты анализов 12 проб, отобранных в Софии в июне 2004 года, во время проведения в Болгарии чемпионата мира по аэробике. И что это не первый запрос, причём ответа ни на один из них не было, поэтому в копии стоял доктор Оливье Рабин, научный директор ВАДА. Он попросил меня незамедлительно разобраться, но следов этих проб в лаборатории я не нашёл. Помогла мне Марианна Масленникова, президент Всероссийской федерации аэробики, известная в прошлом семиборка. Оказалось, что Марианна лично привезла из Софии и передала Семёнову 12 проб и 1800 долларов за проведение анализов. Звоню Семёнову, спрашиваю, где пробы, он всё отрицает: не было никаких проб, денег тоже не было, он ничего не брал и ничего не знает. Я позвонил Оливье Рабину в Монреаль, рассказал всё как есть и объяснил, что как недавно назначенный директор я не могу нести ответственность за прошлогодние грехи, теперь ничего исправить нельзя. Оливье всё понял, поддержал меня, и мы закрыли вопрос.
Оказалось, что и это было не всё. Точно так же пропали 20 проб, отобранных во время Кубка мира по дзюдо, — и снова та же примитивная схема защиты со стороны Семёнова: никаких проб не было, денег не брал, ничего не знаю. Второй раз доктор Рабин может такое не простить. Надо срочно отыскать концы, то есть узнать кодовые номера 20 проб. Федерация дзюдо оказалась на Мальте, звоню туда и объясняю, что я из Москвы, новый директор лаборатории, очень прошу помочь разобраться со старыми пробами. От вас было 20 проб, есть наша перекодировка, но хотелось бы ещё раз сверить номера. И свершилось чудо: мне присылают кодовые номера 20 проб. Я вбиваю номера в официальный ответ, ставлю прошлогоднюю дату — и направляю отчёт на Мальту!