Дополнительно я получал талоны на питание в Московском городском совете ДСО «Буревестник», в целом неплохо — по 3 рубля 50 копеек в день, однако талоны выдавали не круглогодично, а для подготовки к определённым соревнованиям. Оформлялось это как сборы в Битце или на водном стадионе, но ездить туда через всю Москву обедать или ужинать было невозможно, поэтому талоны обычно либо «отоваривались», то есть ими можно было расплатиться за продукты питания, но с ресторанной наценкой, либо менялись на рубли с существенной потерей. Три «простыни», как назывались листы с неразрезанными талонами, по тридцать талонов на каждом — два листа завтраков и ужинов по рублю, плюс лист обедов по полтора рубля, итого 105 рублей за месяц, — обменивались на 75–80 рублей. Это были мои карманные деньги. Свою зарплату я отдавал маме, она меня кормила и поила, обувала-одевала и ещё возилась с моей собакой, когда я уезжал на соревнования или сборы.
Так что 110 рублей за анаболики были чувствительным ударом по моему бюджету, и я решил эту потерю возместить. Мой сосед Степан, армейский бегун на 400 метров с барьерами, служил в ГДР, что в то время было и престижно, и выгодно. Правда, помимо барьеров Степана там гоняли по всем гладким дистанциям от 100 до 400 метров плюс эстафеты, но за это он несколько раз в год приезжал на побывку к жене — и привозил дефицитные товары на продажу: сервизы и люстры, джинсы и обувь. Обратно, из Москвы в ГДР, он вёз кофе в зёрнах (кофе там был в три раза дороже, чем у нас) и пластинки с записями эстрадной и классической музыки.
Как-то раз, бегая со Степаном в лесу, мы разговорились про таблетки, и он сказал, что его жена работает в ресторане и он через неё продаёт восточногерманский препарат Апонейрон, модифицированный амфетамин и мягкий стимулятор. Апонейрон снижает аппетит и немного бодрит, так что тётки, работающие в ресторанах, берут его нарасхват, с деньгами у них нет проблем, их жизнь прекрасна, проблема только с лишним весом. Выгода от продаж была приличной, причём надрываться и таскать тяжести с ними не надо, это не сервизы или люстры в больших коробках. Таблетки, двести упаковок, помещаются в небольшую сумку и почти совсем ничего не весят. Однако ресторанный бизнес, по-видимому, достиг насыщения, и Степан попросил меня подумать, кому ещё можно впарить Апонейрон: может быть, попробовать продавать спортсменам как стимулятор? В ответ я сказал, что сейчас есть спрос на Оралтуринабол, и дал Степану пустую упаковку в качества образца. Я попросил привезти пятьдесят таких упаковок, пообещав взять их по 5 рублей и полностью рассчитаться в течение месяца. Через пару дней Степан согласился.
Это удачно решило мои финансовые проблемы: купленный по 5 рублей турик, 45 упаковок, я быстро раскидал друзьям по 8 рублей за пачку. Получилось 360 рублей, из них 250 рублей я отдал Степану и таким образом рассчитался с ним; оставшиеся 110 рублей как раз покрыли мои предыдущие расходы. И ещё 5 упаковок турика остались у меня на будущий сезон. Забегая вперёд, отмечу, что таблетки именно из этих упаковок послужили материалом для разработки методики определения Оралтуринабола, когда в октябре 1985 года я пришёл на работу в лабораторию антидопингового контроля ВНИИФК. Удивительно, но таких таблеток у них не было, так что и методики их определения не было тоже.
В 1983 году, накануне первого в истории чемпионата мира по лёгкой атлетике в Хельсинки, появился новый анаболик! Его пока никто в руках не держал и даже упаковки не видел; в сборной таблетки выдавали поштучно, отсчитывая в спичечный коробок. Позднее я узнал, что это была пролонгированная форма болденона, известного анаболика. Это был тетрагидропиранильный (THP) эфир под названием Квинболон, по 10 мг препарата в масляном растворе в тёмненьких, но прозрачных капсулах. Григорий Петрович Воробьёв не показывал ни баночки, ни коробочки — и, повернувшись спиной, отсчитывал капсулы в спичечный коробок, как патроны для учебных стрельб! Однако было ради чего разыгрывать спектакль — ни одна лаборатория в мире эту форму болденона определить не могла: через несколько дней всё куда-то исчезало…